Мальчик, который рисовал тени

Гуго взобрался на террасу и направился к ним, поглядывая, как бы его не сбили с ног дети, бегавшие туда-сюда. На мостках, вдававшихся в озеро, группа эсэсовцев с женщинами из вспомогательных отрядов пели хором; щеки у них разрумянились от мороза и смеха. Гуго на секунду показалось, что и вонь горелого мяса, и рассказ Фогта ему просто приснились.

– Хайль Гитлер! – вяло поприветствовал он коменданта и остальных.

– Хайль! – весело ответил Либехеншель и подал ему бокал. – «Дом Периньон» двадцать первого года, хотя в продажу он поступил только в тридцать шестом. Огромная редкость по нынешним временам.

– Спасибо.

Гуго пригубил шампанское и едва не прослезился, когда пузырьки защипали нёбо. Хотелось выплакаться вволю, как в детстве. Слезы точно упорно искали любой предлог, чтобы излить боль, скопившуюся в душе.

– Позвольте представить вам Эдуарда Виртса. – Комендант показал на моложавого человека. – Он тоже врач из Аушвица.

– Рад знакомству, – сказал Гуго.

– И я, – ответил Виртс. – Герр Либехеншель поет вам такие дифирамбы…

Широколобый, ясноглазый. Прямой нос придавал ему вид человека, заслуживающего доверия. Впрочем, Гуго давно научился не доверять внешности.

– Герр Либехеншель мне льстит, – смущенно отшутился он.

– Есть подвижки в расследовании? – дерзко встрял в разговор Клауберг. – Дифирамбы дифирамбами, но дело-то, похоже, с места не двигается. А ведь считается, что преступления должны раскрываться максимум за три дня, нет?

Гинеколог говорил, не вынимая сигары изо рта, отчего его слова звучали особенно бестактно.

– Расследование идет своим чередом. – Гуго отпил глоток, скрывая раздражение.

Шампанское было идеально охлаждено. Вкус сильный, но неопределенный. Так пытаешься и не можешь различить нотки дорогого одеколона. Например, того, которым пахло от тела Брауна. Гуго вздохнул и оценивающе посмотрел на Клауберга. Если они с покойным приятельствовали, этот наглый типус должен многое знать.

– Каким человеком был Браун? – спросил он.

– Мы с Сигизмундом земляки. – Клауберг выдохнул клуб ароматного дыма, поправил сползшие на кончик носа очки. – Вместе учились. Когда нам было по десять лет, он начал ухлестывать за самой красивой девочкой в нашем городке, а ведь знал, засранец, что она мне нравится. Я его простил, только когда он на ней женился.

Клауберг разразился хриплым хохотом. Либехеншель присоединился к нему.

– Да, но каким он был человеком? – не отставал Гуго. – Про отбитую у лучшего друга девочку я уже уяснил.

Клауберг был коротышкой, и Гуго приходилось опускать голову, разговаривая с ним. Доктор снова хохотнул. Похоже, уже успел как следует набраться. За натянутой улыбкой Менгеле явно скрывалось неудовольствие от поведения коллеги. Гуго припомнил слова Фогта: Клауберг ладил только с Брауном, остальные врачи его не переваривают, считают спесивцем.

– Сигизмунд был настоящим профессионалом, – раздумчиво произнес Клауберг и отхлебнул из своего бокала. – Иначе он не работал бы здесь. Рейх отправил в концлагеря лучших специалистов для проведения исследований. Здесь есть то, чего не хватает в университетах и обыкновенных лабораториях. Зуб даю, американские лицемеры многое бы отдали, лишь бы попасть сюда. В обычной лаборатории приходится довольствоваться свинками и кроликами, а в Аушвице для опытов вам дают двуногих жидовских крыс, если вы понимаете, о чем я. – Он гнусаво хрюкнул.

Гуго с отвращением огляделся. В пансионате не воняло горелым мясом, не трещал огонь. Не ходили изможденные, кожа да кости, узники, не стояли тачки с трупами. Официанты были крепкими, здоровыми поляками-заключенными. Эсэсовцы пели, один играл на аккордеоне, кое-кто танцевал.

«Двуногие крысы», – повторил Гуго про себя, а вслух сказал, стараясь ненароком не выказать гнева:

– Да, я понял, что Браун, несомненно, был профессионалом, а здесь у него имелись отличные возможности для совершенствования навыков. И вы правы, когда говорите, что больше нигде в мире нет таких мест для исследований. С другой стороны, думаю, я не ошибусь, если предположу, что в некотором смысле Аушвиц – не исключение из правил. По опыту знаю, что среди коллег по цеху часто возникают мелкие разногласия, даже пошлая зависть. Как насчет его ассистентов? Например, молодой такой брюнет…

– Беккер, – подсказал Виртс.

– Осмунд Беккер, – эхом откликнулся Клауберг.

Либехеншель внимательно прислушивался: он следил за разговором. Казалось, он в каждом слове ищет намек и надеется разгадать загадку раньше всех.

– Беккер еще совсем зеленый, – продолжил Клауберг, подавляя отрыжку. – Ему предстоит немалый путь, прежде чем он сможет сравняться с Сигизмундом. Но, надо отдать ему должное, у мальчишки сильный характер и огромное желание учиться.

– На чем он специализируется?