Мальчик-наоборот

Я украшаю умывальную комнату

Наш лагерь действительно расположился в хорошем месте. Красиво! И лес близко, и речка. Мелкая, правда, речушка — не глубже, чем по пояс, но дно твёрдое и чистое. Купаться можно!

Мы с Томеком как приехали, сразу же ознакомились с обстановкой, в каждую щёлочку заглянули. Около дома — парк, в нём огромные деревья. Есть очень подходящие, но есть и такие, что никак не заберёшься. Мы попробовали. Томек оцарапал ногу, а я порвал рубашку. Точнее, не порвал, а просто рукав почти целиком ампутировался. Нитки теперь очень плохие: только человек заденет за что-нибудь — вся одежда в клочья.

Дом наш небольшой, деревянный, построенный специально для лагеря. Столовая — огромная. Мы с Томеком и Севереком сразу решили, что в плохую погоду здесь вполне можно в футбол играть.

По обе стороны от столовой — спальни и умывалки. Спальни большие, умывалки маленькие. А внизу, в подвалах, разные кухни, кладовые, склады. Мы, конечно, всё это обследовали. Где двери были заперты, в щёлку заглянули. Ничего особенного: уголь, картофель, мешки какие-то. Томек, который каждый год ездит в лагерь и понимает что к чему, сказал:

— Всё подготовлено! Здорово будет!

Не в добрый час он это сказал. Моя бабушка не зря говорит, что нельзя ничего хвалить вслух: «Сглазишь!» Вот и Томек сглазил наш первый день в лагере. Едва он сказал свои слова, раздался звонок, и мы побежали сломя голову на площадку перед крыльцом. На крыльце уже стоял начальник лагеря, рядом воспитатели; они смотрели на нас будто со сцены. А мы выстроились по четыре в ряд, справа ребята, слева девочки.

Начальник лагеря стал говорить речь.

Я слушал, и мне становилось грустно. Взрослые всегда выдумают что-нибудь такое, чтобы у детей свободной минутки не оставалось. Даже в лагерях! То дежурство, то шефство…

Я так задумался, что даже не очень хорошо слышал, о чём говорил начальник лагеря.

Потом ребята начали вызываться на всякие работы, дежурства, некоторые захотели взять шефство над разными лагерными помещениями, чтобы там всё хорошо оборудовать.

Томек даже меня не спросил и вызвался оборудовать столовую. Самый большой зал! Где у него мозги? И ещё меня уговаривал. Я, конечно, отказался, коротко и решительно.

Но напрасно я надеялся, что мне хоть в этот раз повезёт и воспитатель меня не заметит.

Как бы не так! Он подошёл и спросил, где я хочу работать.

— В умывальной, — сказал я. (Умывальные по крайней мере маленькие и уже чистенькие.)

Воспитатель подумал немного, а потом согласился:

— Хорошо. Погляди, что там можно сделать.

В помощь мне он выделил Северека, который тоже ещё не вызвался ни на какую работу. Этот Северек — хороший товарищ, только очень медлительный. Не было случая, чтобы он куда-нибудь спешил. Мы прозвали Северека Грушкой, потому что у него голова будто груша, хвостиком вниз.

Когда все разошлись выполнять свои поручения, я ему сказал:

— Пошли, Грушка, в умывалку, посмотрим, что там можно сделать.

— А куда спешить? — сказал Грушка. — Впрочем, можно и пойти.

Пошли. Смотреть там особенно нечего. Пол. Потолок. Стены. У одной стены — жестяные умывальники. Над ними полка — наверно, для зубных щёток. У другой стены — несколько табуреток, низкая лавка. Над лавкой — вешалки, под лавкой — тазы. Для мытья ног, что ли? Ну ясно: даже в лагере не могут оставить наши ноги в покое! Я тяжело вздохнул и говорю Грушке:

— Что мы тут можем сделать? Если даже эти стены позолотить, а на полу постелить шёлковый ковёр — всё равно уютней здесь не станет. Гиблое место. Если бы я не был мужчиной, плакал бы тут с утра до вечера.

— Как это? — перепугался Северек. — Что ты говоришь? Неужели нас тут наказывать будут? Я маме пожалуюсь!

— Глупый ты. Только наказаний боишься. А уши мыть? А ноги? И так каждый день, понимаешь? Ежедневно! Вот увидишь, сегодня же вечером заставят. Можешь маме писать, только разве она поймёт? Как же, жди!

— Это ещё ничего, — с облегчением вздохнул Северек. — А я уже испугался. Но вообще-то ты прав: ноги мыть — приятного мало.

— Главное, что и не нужно, — говорю. — Эскимосы вообще не моются, а, говорят, живут очень счастливо.

— А может, и нам так попробовать? — говорит Северек.

— Как же! Разрешат тебе!

— Ну тогда и рассуждать нечего. Что бы тут такое сообразить? — Северек огляделся. — Может, букет цветов на середину поставить?

— А в чём? Ни одной вазы нет.

— В таз поставим! Мы же не виноваты, что ничего другого нету. Ну, я пошёл за цветами, девчонки наверняка уже собрали. Только имей в виду, я вернусь не очень скоро.

— Иди, иди! Цветы — это любому дураку пришло бы в голову, а я люблю такое сделать, до чего никто не додумается. Понимаешь?

Грушка ничего не ответил.

Я внимательно осмотрел умывалку. Возможностей проявить себя тут было очень немного. Пол из чёрнобелых плиток, белые тазы, белая полка, вешалки для полотенец, белые стены. Чисто так, что даже холодно. Хоть бы какая-нибудь картинка на стене или приятная надпись…

Надпись!