Мальчик с голубыми глазами

Нет, я не испытываю никаких угрызений совести. Во всяком случае, по поводу смерти Кэтрин. Тогда я действовал инстинктивно; это был тот самый инстинкт птенца, который борется за выживание в родном гнезде. И реакция моей матери тоже была инстинктивной. В конце концов, я остался ее единственным ребенком. И обязан был не только преуспеть, но и стать лучше всех. О благоразумии и осторожности речи не шло. Я принял наследие Бена. Я читал его книги. Носил его одежду. И когда разразился скандал вокруг Грэма Пикока, я рассказал историю Бена. Не то, что было на самом деле, а то, что вообразила моя мать, постаравшаяся раз и навсегда внушить людям, что мой брат — святой, невинная жертва и настоящая звезда нашего шоу…

Да, вот об этом я действительно жалею. Доктор Пикок был добр ко мне, но у меня не оставалось выбора. Ты-то понимаешь меня? Отказаться было немыслимо; я уже угодил в ловушку, мною же и поставленную, и теперь боролся за собственную жизнь — за ту жизнь, которую украл у Бенджамина.

Ты должна понять меня, Альбертина. Ты ведь тоже отняла жизнь у Эмили. Нет, я ничуть не упрекаю тебя! Как раз наоборот! Вообще-то человек, знающий, как отнять у кого-то жизнь, всегда может отнять и еще одну. Я упоминал как-то, что, по-моему, самое главное в подобных делах — не только в убийстве, но и во всех сердечных делах, — отнюдь не знания и умения, а страстное желание.

Можно, я буду называть тебя Альбертиной? Имя Бетан тебе никогда не шло. Да и розы, что перевешиваются через изгородь в твоем саду — этот сорт с печальным ароматом называется «Альбертина», — точно такие же, как те, что росли у Особняка. Мне кажется, я должен сказать тебе это. Ты всегда была ко мне неравнодушна, маленькая Бетан Бранниган с коротко стриженными каштановыми волосами и серо-голубыми глазами, цвета слюдяного пласта. Ты жила по соседству с Эмили и при определенном освещении вполне сошла бы за ее родную сестру. Ты могла бы даже стать ее закадычной подружкой, вы ведь были примерно одного возраста и могли бы играть вместе…

Но миссис Уайт отличалась снобизмом. Она презирала миссис Бранниган с ее арендованным домиком, ирландским произношением и подозрительным отсутствием мужа. Миссис Бранниган работала в местной начальной школе и когда-то учила моего брата, который прозвал ее миссис Католик-Блю и презирал за приверженность к католической вере. И хотя Патрик Уайт относился к своей соседке куда более терпимо, чем наша мать или Бенджамин, Кэтрин Уайт старалась держать свою дочь Эмили подальше от этой ирландской девчонки и ее семейства.

А тебе ведь очень нравилось наблюдать за ней из-за забора, правда? За маленькой слепой девочкой, которая так чудесно играла на пианино. Она имела все то, чего не имела ты, у нее были и наставники, и подарки, и гости, и ей не нужно было ходить в школу… Когда я впервые заговорил с тобой, ты очень стеснялась и посматривала на меня недоверчиво, во всяком случае сначала, но потом тебе явно стало льстить, что на тебя обращают внимание. И подарки мои ты принимала сперва с изумлением, а потом — с благодарностью.

Но самое главное — ты никогда не осуждала меня. Для тебя никогда не имело значения, что я толстый и сильно заикаюсь. Ты никогда не считала меня второсортным. Ты никогда ничего у меня не просила. И не выражала надежды, что я изменюсь. Я стал тебе братом, которого у тебя никогда не было. А ты стала мне младшей сестренкой. И тебе ни разу даже в голову не пришло, что я искал в тебе лишь предлог, что главное мое внимание принадлежало не тебе, что ты была только ширмой…

Ну вот, теперь тебе известно, каковы были мои чувства. Мы не всегда получаем от жизни желаемое. У меня был Бен, у тебя — Эмили, и оба мы были сбоку припека, запасные игроки, заменители чего-то настоящего. И все-таки в итоге я даже полюбил тебя. О нет, конечно, не так сильно, как я любил Эмили, ту младшую сестренку, которая у меня должна была быть. Но твоя невинная преданность поразила меня, я никогда прежде не сталкивался с подобным. Конечно, я был почти в два раза старше, но и у тебя имелись вполне определенные достоинства. Ты была обаятельна, послушна. И необычайно умна И отчаянно мечтала стать именно такой, какой хотелось бы мне…

Ох, пожалуйста! Не надо гадких мыслей. За какого извращенца ты меня принимаешь? Мне просто нравилось быть с тобой, вот и все, точно так же, как нравилось быть рядом с Эмили, точнее, поблизости от нее. Твоя мать вообще не замечала меня, а миссис Уайт, которая прекрасно знала, кто я такой, никогда не пыталась вмешиваться. По будням я заходил к тебе сразу после школы, до того, как возвращалась с работы твоя мать, а по выходным мы встречались с тобой где-нибудь еще — то на площадке для игр на Эбби-роуд, то в дальнем конце вашего сада, где нас почти невозможно было заметить. Мы болтали, делились друг с другом впечатлениями, и я дарил тебе шоколадки и прочие сласти; я много чего говорил тебе — о матери, о братьях, о себе и об Эмили.