Мальчик с короной

Рядом от сияющих на солнце белых ворот тянется к ним по траве сладкий противный дух. Мужики отворачиваются от него, вертятся из стороны в сторону, но не уходят от прохладного места.

Город взят, сожжен и умерщвлен татарами.

Мужики услышали весть в своей дальней лесной деревне, вооружились, спешили, но не успели. Теперь они сидели в растерянности и не знали, что им делать.

Поднялся вдруг ветер, загудел в остывших углях и стих. Выбросились в небо комья сажи, закружились в безветрии и стали падать на землю черным дождем. Мужики перекрестились и встали — необходимо было что-то решать. Посоветовавшись, они решили отобрать что-нибудь из оставшегося ценного в развалинах. Еще не успело стемнеть, как они нашли медный котел, точильный камень и кое-какой плотничий инструмент. Руки и одежда их стали совсем черными от золы, вытирая пот со лба, они испачкали носы и бороды.

Тихий смех, раздавшийся сверху, вдруг остановил их.

Вздернув разом головы, они увидели на крыше бог весть как сохранившейся избы довольно толстого и крепкого на вид монашка. Увидев, что его заметили, монашек засуетился и спустил с крыши лестницу. Мужики поднялись и уселись рядом.

С крыши весь город был виден как на ладони. Только теперь воины поняли, что от города все же что-то осталось. Стены, правда, были разрушены, княжеский терем тоже, но кое-где, ближе к окраине и даже в центре, оставались еще избы и видна была часовенка.

— Меня оставили в живых, — сказал монашек и показал охранную дощечку. Мужики молча кивнули: им пришлось решать важную задачу. — Понимаете, они оставили меня в живых, — настойчиво продолжал монашек, — значит, они кого-то оставляют в живых. Есть хотите? — спросил монашек. — У меня тут с собой каша и конина, они оставили мне конину. Значит, не хотели, чтобы я умер? Вот вы набрали тут инструментов — они ведь оставили тут инструменты, значит, они думают, что вы будете что-то строить? Будете возводить новый город, новые жилища, новые храмы, стены, дворцы. Приведете новых людей, нового князя, воинов. Бросьте инструменты, — сказал монашек. — Мы не должны больше никогда ничего строить, мы должны смириться — это нам кара за грехи наши. Уже сто лет они приходят и убивают, жгут все, что рождается, все, что мы строим. Они и вас оставили только на разживу. Наконец-то я понял! — вдруг вдохновенно произнес монашек. — Татары то просто отходят в лес темный и смотрят оттуда, что-то дальше будет, смотрят, что-то мы теперь понаделаем. А мы ничего не будем делать! — закричал монашек и торжествующе показал фигу кому-то невидимому.

Мужики переглянулись и стали слезать с крыши.

Ночь они провели в теплой укромной ямке под стеной, а проснувшись, принялись строить новую избу.

Танец

И в этот год, ровно в самую жатву, пришел татарский сотник Базулай брать с мира ясак. Деревня вышла встречать.

Выбрали обычную для таких случаев избу, натащили в нее циновок, расписных полотенец, убрали цветами — все чисто вымели и поставили в печь щи. В избу тайно был вызван священник. Покропив стены будущего языческого пристанища, сотворил метания, прочел длинную молитву с указанием всего, чего бы хотели от бога мужики и бабы. Хотелось и надеялось на одно — авось в этот раз возьмет татарское чудище поменьше.

Через некоторое время сотник Базулай вошел в избу и остался доволен. Долгие странствия по Руси приучили его в конце концов к чистоте, порядку и странной на первый взгляд деревянной избе. С уважением оглядевшись вокруг, Базулай заметил в углу икону, но промолчал и, усевшись мимо скамьи на пол, стащил сапог. К скамейкам он все-таки привыкнуть не мог. На пол были поданы щи, и татарин, с удовольствием чавкая и отдуваясь, умял три миски. Наевшись, он крепко почесал себя под мышками, утерся сальной полой халата и повалился спать.

Татарская же воинская свита расставила у избы начальника шатер, напилась кумыса и тайком хлебного вина и, захмелев, завыла в ночь развеселую песню.

Молодой и веселый воин Тугунай не утерпел, прыгнул через костер, раскорячился и, каменея в свирепых позах, принялся плясать танец орла. Под визги и одобрительное гугуканье он закончил танец резким и полным радости движением — орел, убив зайца, вырывает печень и несет птенцам.

Деревня была мрачна. Хочешь не хочешь, а вновь приходилось отдавать треть урожая. В избах подумывали о восстании. «Перебить всех к… — ругались мужики. — Будя… — хмурились старики. — Накладут нам, пока силу не соберем великую, нельзя! Потерпим есшо…»

К костру поглазеть на татаров праздник подошли парни и девки. Подумав, развели свой костер и, потоптавшись, расплясались и запели.

— О! Русь пляшет! — закричал Тугунай и бросился смотреть.