Мальчик с окраины

Но вместо того чтобы вести к себе в хату, покупатель привел их в сельсовет и подставил там высокому человеку в солдатской гимнастерке. Человек этот говорил свистящим шепотом, прижимая к шее пальцы; у него на войне было прострелено горло. Он оказался председателем сельсовета.

Пристально разглядывая Бориса, председатель недоверчиво спросил:

— Не брешешь, что механик?

— Пес брешет, — бойко сказал Борис, повторив слышанную на базаре фразу.

Председатель кивнул головой, набросил на плечи шинель и попросил Бориса пойти с ним «до одного места».

Посреди огромного двора в талой грязи лежала куча поломанных машин.

Председатель, показывая на них, глухо сказал:

— Помещик Иволгин машины испортил. — И вдруг, резко повернувшись к Борису, громко заявил: — Я на тебя сейчас мандат выпишу. Считаю мобилизованным до окончания ремонта.

— Дяденька! — взмолился Костя.

Председатель, глядя на Бориса, спросил:

— А этого тебе в помощь мобилизовать, что ли?

Борис кивнул головой. С трудом сдерживая волнение, Борис сказал председателю, смело переходя на «ты»:

— За кузницу ты мне ответишь, чтоб все было в порядке.

— Отвечу, — согласился председатель.

Машины, похожие на скелеты гигантских насекомых, были непонятны и загадочны.

Борис решил применить испытанный метод, использованный им когда-то для починки «Атланта». Он сделал чертежи механизмов. Но это уже не была детская живопись, населенная туземцами, крокодилами и жирафами.

Преподаватель черчения, отказавший Борису в «пятерке с плюсом» в училище, несомненно, за эту работу выставил бы заветную отметку.

В кузнице Борис грубым голосом кричал на помощников, раздувавших ему мехи. Наслаждаясь силой, неожиданно обретенной властью, он командовал и председателем, ставшим вдруг искательно-покорным. Даже старики называли его почтительно Борисом Гавриловичем и щедро раскрывали перед ним свои кисеты, хотя от табака Бориса тошнило.

Первая машина была готова к испытанию. Вся деревня собралась во двор правления, где должна была произойти проба.

Словно очнувшись от волшебного сна, Борис стоял, испуганный, возле конюшни и следил за суетливыми приготовлениями.

Костя, стискивая горячую руку Бориса, успокоительно шептал:

— Ты не бойся: в случае чего сильно бить не будут. Держись ближе к председателю, он не позволит.

Наступила страшная минута.

Председатель устроился на металлическом сиденье машины, похожем на огромную раковину. Обратившись к людям, он сказал:

— Советская власть велела соху в печку бросить. Она велела нам, как и рабочему классу, машиной пользоваться.

Сняв шапку, он сунул ее за пазуху, поднял локти и крикнул на лошадей. Лошади взяли с места рысью. Толпа ринулась вслед за машиной.

Строгая тишина стояла в опустевшем дворе.

В колею, оставленную зубчатыми колесами машины, натекла желтая вода и зыбко дрожала в ней.

Солнце то вспыхивало, то гасло, закрываемое перистыми облаками.

Во двор прискакал всадник. Увидев Бориса, он соскочил с лошади и закричал:

— Садись на коня! Народ требует!

Борис с тоской оглянулся на Костю и взобрался на седло.

Провожатый бежал рядом, держась зa стремя.

Сквозь молчаливую толпу Борис пробрался к машине, где стоял председатель.

Председатель обернулся к Борису и, показывая на железное сиденье, сказал:

— Стань сюда ногами, чтобы все видели. — Потом строго спросил: — Отвечай: кто ты такой?

— Ученик я, — пробормотал Борис, — технического училища.

— Громче! — приказал председатель.

Борис повторил.

— И много вас таких?

— Много.

— Слыхали? — спросил председатель и, обернувшись к Борису, строго произнес: — Бумагу объяснительную ты нам оставишь? Чтоб в случае чего мы могли сами починку делать?

Борис кивнул головой.

— А теперь. — крикнул председатель, — скажем товарищу спасибо! И отпустим его с мобилизации. — Усмехнувшись, он тихо добавил: — У него небось тоже мамка есть, заждалась. А чтоб ухи зря не натрепала, мы ему официальную бумагу напишем. — И, подождав, пока одобрительные крики смолкли, председатель кратко огласил: — Митинг считаю закрытым. Машины принять. Механику благодарность мукой там, чем придется.

Возвращались обратно уже не на крыше, а в служебном отделении вагона, куда их устроил председатель.

Сидя на мешке с мукой и глядя на мелькавшие перед глазами телеграфные столбы, Борис думал о счастье, перед которым меркли даже самые необыкновенные фантастические дела героев его любимых книг, — о счастье, заключавшемся в простой истине: много уметь, много знать.

НАСТОЯЩИЙ ТРУД

Под стеклянной крышей бродили, как пенистые облака, кучи грязного пара.

В бетонных канавах стояли паровозы.

От удушливого сернистого газа, исходившего от топок, першило в горле, слезились глаза.

Мастер, присев на корточки, кричал изо всех сил вниз, в канаву:

— Тормозные колодки опять шлепают. Забыли, на кого работаете!

Борис подошел к мастеру и представился.

Мастер, яростно оглянувшись, сказал:

— Не успел поступить, а уж разгуливаешь? Развесил руки по сторонам! Нарезай болты шесть с осьмушкой, живо! — И, спрыгнув в канаву, мастер исчез под брюхом паровоза.

Борис нерешительно направился в глубину цеха, откуда слышались звон и скрежет металла.