Мальчик с окраины

— Нужны века, — торжественно и протяжно произнес Анатолий Игнатьевич, откидывая руку за спинку стула, — нужны века, чтобы воспитать в человеке эту изысканную культуру естественного проникновения в сложную технику современной машины. — Потрогав пальцем воротничок, он продолжал усталым голосом: — Там особая наследственность, передающаяся из поколения в поколение, здесь…

Скворцов, зло, исподлобья следивший за медлительными, плавными движениями Анатолия Игнатьевича, вдруг громко сказал:

— Здесь особая твердая уверенность, что перекрыть полет через океан удастся, несмотря на существование некоторых личностей, которые всеми силами стараются помешать этому.

Тишина.

Анатолий Игнатьевич поднялся, взял стул, поставил его перед собой и, облокотившись на его спинку, как на кафедру, раздельно проговорил:

— Я старый инженер, я знаю, что такое подлинная техника, я знаю, что такое техническое невежество, я борюсь с ним, а вы…

Анатолий Игнатьевич вышел из зала с трясущимися плечами.

Скворцов смотрел ему вслед растерянно и взволнованно.

Неужели он ошибся и оскорбил человека?

Дружба сблизила Скворцова с академиком Крыловым, одним из самых выдающихся математиков нашей страны.

Крылов консультировал в «Нефтесиндикате».

Как-то Скворцов прочел в газете о пожаре нефтехранилища. Потрясенный величиной бедствия, он стал исследовать причины возникновения пожаров нефтехранилищ. Пожары возникали потому, что в нефтехранилище накоплялись легковоспламеняющиеся испарения. Если заполнить свободное пространство цистерны каким-нибудь нейтральным газом, например азотом, то этот газ будет служить защитной оболочкой горючего. В нефтяную цистерну, заполненную инертным газом, можно бросить зажженную спичку — и она погаснет.

Крылов одобрил проект Скворцова и предложил ему работать по совместительству в Нефтяном институте.

Как приятно было заниматься в мирной тишине кабинета, как радостно было слышать одобрительные замечания Крылова, просматривавшего аналитические работы своего молодого ученика!

Уложенные в папки, эти работы стояли плотными рядами в книжных шкафах.

Но как трудно было осуществлять задуманное!

Разве перелет через океан не был новым жестоким напоминанием Скворцову о той грозящей опасности, которую несут в себе эти чужие мощные крылья? Пулемет Фоккера был таким же суровым напоминанием.

И вместо того чтобы снова идти к Крылову беседовать о новом проекте — проекте подводного крыла, придававшего кораблю парящую скорость корабля-птицы, волшебного полувоздушного фрегата, Скворцов пошел в Центральный Комитет партии, решив добиться там своего во что бы то ни стало.

СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР

— Партия говорит…

— Я знаю, что говорит партия, — сказал инспектор Комиссии партийного контроля. — Что вы хотите сказать?

— Это и есть то, о чем я хочу говорить, — с отчаянием огрызнулся Скворцов. — Партия говорит, что наша страна должна быть индустриальной. А армия — это не страна? Армия не должна быть индустриальной?

— Продолжайте!

— Мы должны бить техникой. Знаете, кто это сказал? К кому это относится?

— К вам.

— И к вам.

— К вам в первую очередь.

— А чем мы будем бить фоккеровские пулеметы?

Инспектор выдвинул ящик, вынул оттуда пакет и, положив его на стол, сказал:

— Думаю — вот этим.

Скворцов, опешив, смотрел на знакомые, потрескавшиеся сургучные печати.

— Машина заслуживает внимания. — Инспектор начал перечислять ее достоинства.

Скворцов с замирающим сердцем слушал: речь шла о его собственной машине.

— И такая машина будет? — спросил он шепотом.

— Такая машина будет. Подождите. Куда же вы? 

Поднявшись из-за стола, инспектор остановил Скворцова у самой двери.

— Да ведь всё в порядке теперь! — радостно воскликнул Скворцов.

— Не совсем. Вы что же, не хотите закончить своей работы? Инспектор Комиссии партийного контроля усадил Скворцова в широкое кресло и рассказал историю, как проект пулемета был разыскан в архивах военного наркомата и принят для дальнейшей разработки.

Скворцов шел по Гоголевскому бульвару, прижимая руку к карману, где у него лежала путевка на один из оружейных заводов. Там он должен был сделать эталон своей машины.

Печальный Гоголь сидел в своем кресле, кутаясь в толстые складки бронзового плаща. Круглая луна беспечно катилась по зеленому небу.

А Скворцов все шел и шел мимо деревьев, роняющих листья горького осеннего цвета, мимо площадей, освещенных огнями, мимо домов с окнами, украшенными яркими цветами абажуров.

И он уже жалел, что выбрал кольцо «А», а не «Б», которое вдвое длиннее: можно было бы ходить хоть до утра и подробно обдумать все детали будущей работы.

ГОРОД ОРУЖЕЙНИКОВ

У этого города должна была бы быть такая эмблема: стальной щит, пересеченный полями из сверкающей эмали и выпуклой бронзы, по краям пистолеты, клинки и ружья; грозные острия штыков ограждают посреди зеленого поля чудесный сад, полный цветов и деревьев, изваянных из тончайших лепестков стали…

Ибо это один из наших древнейших городов, гордо несущий веками славу усердного оружейника своего народа.