Мальчик с окраины

Может быть, в этот день следовало надеть новый костюм, какие-нибудь особенно красивые ботинки, пригласить духовой оркестр, с шумом раскупорить пузатую бутылку шампанского, послать приветственную телеграмму или хотя бы выспаться накануне как следует?

Ничего этого не было.

Накануне Скворцов не спал всю ночь. Уже на рассвете он стоял у дверей цеха и, ежась от пронизывающей сырости, ждал гудка.

Нет людей, более ревностных к своему труду, чем изобретатели. Нет людей, более нетерпеливых и беспокойных, чем изобретатели оружия.

Скворцов хотел все делать сам.

Он сам хотел вырезать все детали механизма из стали, доводить их до блеска на шлифовальных кругах, вымерять штангенциркулем, закалять в огне, первым выкупать в масле, первым собрать и, заложив ленту, нажав гашетку, первым услышать голос своего детища.

Мгновение, когда из стали была вырезана первая деталь будущего пулемета, — это неповторимое мгновение не было отмечено ничем.

Мастер Аниканов, не обращая внимания на изобретателя, заложив в станок кусок металла, искоса, через плечо, поглядывая на рабочий чертеж, включил ток; острый резец, облизывая болванку, выбросил первую голубоватую сияющую ленту.

За соседним станком примостился Скворцов. Он не покинул станок на время обеденного перерыва, и, когда гудок провозгласил окончание работы, Скворцов не мог оторваться от него. Уборщицы с сердитыми лицами возили возле его ног мокрыми тряпками, в цехе было безлюдно и темно, а Скворцов, склонившись над резцами, потеряв чувство времени и места, зачарованно следил, как видимые когда-то только мысленным взором очертания механизма приобретали форму, вес, твердость.

Каким-то обостренным чувством Скворцов научился различать малейший подозрительный скрежет металла, доносящийся именно с того станка, за которым изготовлялись детали его пулемета. И он бросался в противоположный конец цеха, чтобы узнать причину этого скрежета. Видя озабоченное лицо токаря, который обтачивал части его машины, Скворцов терзался подозрением, что у этого человека дома какие-нибудь неприятности и он не будет работать с нужной тщательностью. Скворцов настойчиво выспрашивал токаря о причине плохого настроения, готовый всем, чем можно, помочь ему.

А сколько было мук с металлом! С почти болезненной подозрительностью Скворцов относился к каждому винтику; соскабливая тончайшую стружку, бежал в лабораторию и там испытывал здоровье металла, его породистость, силу его и свойства.

В эти дни для Скворцова все сосредоточилось в машине. И когда в его присутствии говорили о чем-нибудь постороннем, не относящемся к работе, он смотрел на людей изумленными глазами, не в силах постичь смысл их слов.

— Так нельзя, Борис Гаврилович, — говорил механик Батов, — ты же совсем израсходуешься, береги силы!

— За меня не беспокойтесь, — коротко бросал Скворцов и мчался в кладовую добывать с бою лучшие резцы, которые кладовщик, скопидомничая, выдавал с неохотой.

И наконец все детали были изготовлены. Они лежали, новенькие, аккуратные, синевато поблескивая на чистом ложе верстака.

Механик Батов и Скворцов приступили к сборке.

Сборка происходила в тишине, в той многозначительной тишине, которая бывает лишь в операционной.

Сухощавая, стройная машина стояла на станке.

Бережно и торжественно машину отнесли в тир. Скворцов встал перед ней на колени и вдернул ленту. Потом, взявшись за ручки, оглянулся на своих товарищей. Те молча кивнули головами. Скворцов нажал спуск.

Прозвучал одинокий выстрел — и все. Больше ни единого выстрела, хотя изобретатель изо всей силы вжимал палец в холодное железо спуска.

Пулемет молчал.

Скворцов поднялся с колен, движением руки стряхнул пыль с брюк и тоскливо и виновато посмотрел на Батова.

Батов, спокойно выдерживая этот взгляд, сказал просто:

— Что-то не так подогнали, нужно посмотреть.

И пулемет, снова расчлененный, лежал на досках грудой мертвой стали.

И снова расчеты, и снова цех. И снова новые и новые груды деталей…

Началась весна. Ветер, прилетавший из-за леса, приносил теплые и терпкие запахи. Снег бурно таял.

Подпочвенная вода проникла сквозь стены старого подземного тира и затопила его. Новый роскошный тир, сияющий бетонным цоколем, еще не был готов.

Скворцов вместе с механиком сколотил из досок плот и на этом плоту, плавающем в черных водах подземного тира, установил свой пулемет. В тире должны были проходить длительные испытания эталона.

С первых же выстрелов в тире разлетелись от детонации лампочки, с хлюпаньем попадали в воду осколки стекла. Заплесневевший потолок находился так близко над головами людей, что им приходилось передвигаться на своем хлипком плоту в полусогнутом состоянии.

В густой темноте, непроницаемо черной, словно заключенные в гигантский слиток угля, Скворцов и механик ощупью заряжали машину. Холодная, скользкая сырость пронизывала насквозь. Зябнущие руки отогревали в перерывы о горячий ствол пулемета.

Пулемет работал так.