Я нажимаю на кнопку отбоя и убираю телефон в карман.
– Так, – говорю я Сэму. – У меня есть один план – если ты не против.
Мамин домик стоит чуть в сторонке от тихой улочки, которая переходит в узкий проселок, петляющий сквозь бесконечные поля восточного Корнуолла. Он первый в стайке до смешного затейливых домиков – хоть сейчас помещай на коробку с конфетами в качестве квинтэссенции образа старой доброй Англии. Позади них заросшая тропка ведет к скалам, откуда по щербатым каменным ступенькам можно спуститься в уединенную бухточку. В самый первый раз мы привозили сюда Сэма еще младенцем, но мама со своими бесконечными ценными советами по взращиванию детей едва не довела Джоди до нервного срыва. Оказывается, сочетание недосыпа, непрошеных советов и жизни в глухомани – это гремучая смесь.
Мы подъезжаем к воротам, и я вижу в саду маму в фартуке – она сгребает с лужайки палую листву.
– Вот это сюрприз! – восклицает она, когда я открываю дверцу. Сэм выскакивает из машины и бежит к ней обниматься. – Какими судьбами?
– Мы ездили в поход в Девон. Вот я и подумал, почему бы заодно не заехать к тебе повидаться.
– Для «заодно» это немного далековато, – замечает она.
И я немедленно снова чувствую себя глупым десятилеткой. Потрясающее умение.
– Ну, если мы некстати… – начинаю я, но она отмахивается.
– Не глупи, вы ведь уже приехали. Пойдем, Сэм.
Она ведет нас сквозь боковую дверь в кухню с неизменной деревенской плитой и аспидно-серой дверью. На подоконнике в старомодных металлических вазах стоят букеты из сухих цветов и громоздятся кипы старинных поваренных книг. Чувствую себя так, как будто случайно оказался на съемках интерьера для журнала «Загородная жизнь».
– Я никого не ждала, поэтому у меня тут небольшой беспорядок, – извиняется мама, заводя нас в идеально убранную гостиную с бескрайним, без единого пятнышка, диваном и натертыми до блеска дубовыми полами.
На полке над дровяным камином расставлены пять-шесть фотографий в рамках. Мой взгляд немедленно падает на ту самую, на которой мы с Джорджем сняты перед входом в кафе в Лондоне. Фотографий папаши нигде не наблюдается.
Когда мама только купила этот дом, он находился в состоянии полной разрухи, но за многие годы она привела в порядок и его, и сад – местами самостоятельно, местами терроризируя здешних умельцев. Почти круглый год она живет здесь одна: дома в округе используются главным образом как загородные, и состоятельные горожане-хозяева наезжают сюда на своих безукоризненных внедорожниках в основном в летние месяцы. Некоторые платят маме, чтобы приглядывала за домами, прибиралась в саду, открывала окна и следила за тем, чтобы в винных шкафах поддерживалась должная температура.
Она сооружает нам на обед сэндвичи с сэром, не забыв капнуть Сэму пиккалилли. Потом вызывается сводить Сэма на берег и принимается рыться в шкафу в поисках ведра с сачком. Хотя день прошел без потрясений, я с неприкрытой готовностью хватаюсь за ее предложение.
Какое-то время я валяюсь на диване, читая газеты (мама выписывает «Таймс», но дареному коню в зубы не смотрят), и бесцельно брожу по Интернету со своего айпада. Потом решаю пройтись по дому и, выйдя через кухню в столовую, поднимаюсь на второй этаж, в опрятную гостевую комнатку, в которой стоят две мягкие односпальные кровати. Все содержится в безукоризненной чистоте и идеальном порядке. В нише под лестницей обнаруживаю небольшой шкафчик, частично скрытый рядами резиновых сапог.
Повинуясь какому-то неодолимому порыву, открываю дверцу.
Первыми обнаруживаю уйму открыток, буквально десятки, аккуратно сложенные стопками и перевязанные. На большинстве из них размытые картинки с цветами. Беру в руки одну пачку и поначалу решаю, что это, наверное, поздравительные открытки к дню рождения или что-нибудь в этом роде, но потом замечаю, что на каждой, вытисненная затейливой вязью, стоит надпись «С глубочайшими соболезнованиями». Внутрь я предпочитаю не заглядывать.