Мальчишки из «Никеля»

Директор Харди выступал в роли распорядителя. Он редко покидал свой кабинет в административном корпусе. В последний раз Тернер видел его в Хеллоуин – тогда, нарядившись Дракулой, он раздавал потными пригоршнями мальчикам помладше мармеладки. Харди – невысокий мужчина в туго сидящем костюме и с лысиной на макушке, обрамленной облачками седых волос, привез с собой жену – знойную красотку, чье появление всякий раз тщательно комментировалось воспитанниками, притом украдкой – беспечно глазеть означало нарваться на порку. Поговаривали, что она носила титул «мисс Южная Луизиана». Женщина обмахивала шею бумажным веером.

Супруги Харди занимали почетное место впереди, рядом с членами школьного совета. Почти всех их Тернер знал в лицо – у кого-то он подметал двор, а кому-то возил окорока. Из-под их льняных воротников выглядывали розовые шеи – самое уязвимое место, по которому так и хотелось ударить.

Харпер с другими работниками сидел позади VIP-ряда. В компании коллег-надзирателей он держался совсем иначе, напрочь позабыв о своих лентяйских наклонностях. Тернер не раз становился свидетелем тому, как менялось его лицо и осанка при приближении кого-нибудь из воспитателей или надзирателей. Он срывал или надевал маску будто по щелчку.

Харди сделал несколько объявлений. Главе школьного совета, мистеру Чарльзу Грейсону, управляющему банком и давнему попечителю Никеля, в пятницу исполнялось шестьдесят. Харди заставил воспитанников спеть «С днем рождения вас» в его честь. Мистер Грейсон поднялся и кивнул, заложив руки за спину, точно диктатор.

Первыми состязались белые общежития. Большой Чет пролез под ограждением и встал в самый центр ринга. Его группа поддержки – а он командовал целым легионом – шумно заявила о себе. Хоть белым мальчишкам и не доставалось так, как черным, в Никель они тоже попали не от слишком большой заботы о них мира. И Большого Чета они воспринимали Главной Белой Надеждой. Если верить слухам, он страдал лунатизмом и пробивал стены уборной, даже не просыпаясь. А утром зализывал окровавленные костяшки.

– А ниггер вылитый Франкенштейн, – заметил Тернер. – Квадратная голова, длинные руки, размашистый шаг.

Три раунда первого поединка ничем толком не запомнились. Рефери – а на эту роль назначили управляющего типографией – присудил победу Большому Чету, и с этим никто не стал спорить. Рефери считался человеком выдержанным, хотя однажды ударил ребенка, да так, что тот ослеп на один глаз после встречи с его перстнем-печаткой. После этого он преклонил колени пред Спасителем и больше ни на кого – не считая жены – не поднимал руки в приступе ярости.

Второй поединок белые мальчишки начали с залпа хлопушки – этот пневматический апперкот поверг соперника Большого Чета в ужас, точно маленького ребенка. До конца этого раунда и двух последующих он сновал по рингу, как кролик. Выслушав вердикт судьи, Большой Чет покопался во рту, выплюнул капу, перекушенную надвое, и вскинул к небу свои мощные, натруженные руки.

– По-моему, он способен и Гриффа победить, – заметил Элвуд.

– Может, и так, но надо удостовериться в этом наверняка. Если ты наделен властью и можешь подчинять людей своей воле, но никогда этим не пользуешься, какой вообще в ней толк?

Поединки Гриффа с бойцами из Рузвельта и Линкольна оказались короткими. Петтибоун был на целый фут ниже – эта разница в росте особенно бросалась в глаза, когда они сошлись лицом к лицу, но Грифф повалил рузвельтовского громилу, и на этом все закончилось. Зазвенел колокольчик судьи, и Грифф отскочил в сторону и обрушил на соперника унизительный шквал ударов в грудь: бац-бац-бац. Толпа вздрогнула.

– Да он же ему ребра в труху перемелет! – завопил кто-то за спиной у Тернера. Миссис Харди вскрикнула, когда Петтибоун, приподнявшийся на мыски, неспешно, точно во сне, взмыл в воздух и рухнул лицом на грязный мат.

На втором поединке перекос слегка выровнялся. За три раунда Грифф отделал линкольнца, точно шмат дешевого мяса, но Уилсон остался стоять на ногах, чтобы доказать отцу, что он чего-то да стоит. Он участвовал разом в двух битвах – за первой наблюдали все, а вторую видел лишь он сам. Отец Уилсона умер много лет назад и потому не смог бы пересмотреть мнение о характере своего первенца, но в ту ночь Уилсон впервые за долгое время наконец спал без кошмаров. Напряженно улыбнувшись, рефери отдал победу Гриффу.