Мальчишки из «Никеля»

Обычно по средам команда службы исправительных работ выезжала в город, но по очевидным причинам сегодня Элвуда с Тернером освободили от работы. После завтрака Харпер поймал их и велел присоединиться к тем, кого отрядили чинить растрескавшиеся, шаткие, покосившиеся трибуны на футбольном поле. Эту работу Харди повелел отложить на день самой инспекции, чтобы создать у гостей впечатление, будто такие вот масштабные задачи в школе решают чуть ли не каждый день. Десятерых мальчишек послали на одну сторону поля, где понадобится отшкурить, заменить или подкрасить трибуны, еще столько же на противоположную – с расчетом на то, что, к тому времени как инспекторы закончат обход белого кампуса, ремонтной бригаде будет что им показать. Элвуд и Тернер попали в разные бригады.

Элвуд стал прощупывать дощечки, выискивая истончившиеся и прогнившие. Под брусьями копошились маленькие серые жучки, спешащие спрятаться в тень от лучей солнца. Элвуд только приноровился к рабочему ритму, как послышался условный сигнал: инспекторы вышли из гимнастического зала и теперь шли к футбольному полю. Элвуд попытался представить, какие бы прозвища им дал Тернер. Пышнотелый выглядел точь-в-точь как Джеки Глисон. Бритоголовый походил на беглеца из Мэйберри, а Высокий – вылитый Джон Кеннеди – мог похвастать типичным англосаксонским разрезом глаз покойного президента и такой же ослепительной белозубой улыбкой и явно подчеркивал это сходство прической. На улице члены комиссии сбросили пиджаки – день обещал быть знойным – и остались в рубашках с коротким рукавом и черных галстуках, скрепленных булавкой. Глядя на них, Элвуд невольно подумал о мысе Канаверал и толпе опрятно одетых гениев, чьи головы напичканы идеями о дальних перелетах.

Конверт кузнечной наковальней оттягивал ему карманы казенных брюк. Мраком мрак не изгнать, говорил преподобный, – только свет на это способен. А ненавистью ненависть не победить – лишь любовью. Элвуд переписал свой список поставок и получателей за четыре месяца: имена, даты, перечень товаров, включая мешки с рисом, банки с консервированными персиками, говяжьи туши, рождественский окорок. Добавил своим безупречным почерком еще три строки, в которых рассказывал о Белом доме и Черной красавице и о воспитаннике по имени Грифф, пропавшем после чемпионата по боксу. Имени он указывать не стал – теша себя надеждой, будто об авторстве никто не догадается. Нет, наверняка они поймут, кто доносчик, но уже за решеткой.

Неужели он прежде чувствовал то же самое? Когда шел рука об руку с другими посреди улицы – звено живой цепи, – зная, что за ближайшим углом стоит шайка белых, вооруженных бейсбольными битами, пожарными шлангами и проклятиями. Но разница в том, что сейчас он один, как и говорил Тернер тогда, в лазарете.

Мальчиков приучали, что нельзя заговаривать с белыми взрослыми, пока те сами к тебе не обратятся. Они усваивали это правило с первых дней жизни, в школах, на улицах и дорогах своих пыльных городишек. А в Никеле эта формула, что ты цветной мальчишка в мире белых людей, только упрочилась. Элвуд прокручивал в голове разные сценарии, как он передает свои записи: в школе, неподалеку от столовой, на парковке у административного корпуса. Но ни один из них никогда не разыгрывался без помех в лице Харди и Спенсера – чаще все-таки Спенсера, – который в конце концов неизбежно выскакивал на подмостки и срывал весь спектакль. Элвуд думал, что директор и старший надзиратель будут сопровождать гостей, но нет, тех никто не сопровождал. Они неспешно расхаживали по бетонным дорожкам, указывая пальцами то на одно, то на другое, и о чем-то переговариваясь. Иногда они заводили коротенькие беседы со встречными: кликнули белого мальчишку, который спешил в библиотеку, подозвали на пару слов мисс Бейкер в компании еще одной учительницы.

А может, получится.

Кеннеди, Джеки Глисон и Мэйберри ленивой походкой прошли мимо новых баскетбольных площадок – мудрый маневр со стороны Харди – и приблизились к футбольным полям.

– Пацаны, изображаем деятельность, – тихонько велел Харпер, помахал инспекторам и отошел на пятьдесят ярдов в сторону дальнего края трибун, чтобы создать иллюзию невмешательства. Элвуд спустился на землю, обойдя Лонни и Черного Майка, которые неуклюже пытались затащить сосновый брус на леса. Он рассчитал правильный угол для своего броска. Одно движение руки, и, если Харпер заметит и спросит, что в конверте, он ответит, что там эссе о том, как гражданские права изменили жизнь юного поколения цветных, которое он писал несколько недель. Неправдоподобная чушь, за которую его непременно высмеял бы Тернер.

До инспекторов оставалась пара ярдов. Сердце в груди у Элвуда замерло. Ни к чему и дальше таскать эту наковальню. Он метнулся к горе бревен и упер ладони в колени. А проверяющие начали подъем на холм. Джеки Глисон отпустил шутку, и двое других расхохотались. Они прошли мимо Белого дома, даже не удостоив его взглядом.