Маленькая страна

Как-то вечером, когда мы валялись вдвоем на циновке под плюмерией и жевали кусочки зеленого манго, окуная их в крупную соль, Жино сказал:

— Арман — предатель. В школе он с нами практически не общается, а дома, в тупике, мы ему снова лучшие друзья.

— Пользуется своим успехом, это нормально. С начала года его на все тусовки приглашают. Близнецы говорят, он даже целовался с какой-то девчонкой.

— Врешь! По-настоящему, с языком?

— Не знаю, но, во всяком случае, пока мы тут торчим в тупике, он неплохо развлекается. На его месте я делал бы то же самое.

— Ты тоже нас стыдишься?

— Да нет, Жино! Вы мои лучшие друзья на всю жизнь. Но в школе нас никто не замечает, девчонки на нас и не смотрят, поэтому, сам понимаешь…

— Ничего, скоро все нас заметят, Габи, и будут нас бояться.

— Зачем это надо, чтобы нас боялись?

— А чтобы уважали. Ясно? Надо, чтобы тебя уважали. Так считает моя мать.

Я удивился, что Жино заговорил о своей матери. Такого с ним не бывало. На его ночном столике всегда лежали конверты с сине-бело-красной каймой — он отправлял ей письма каждую неделю. Но сам в Руанду никогда не ездил, хоть это всего несколько часов дороги, и она не приезжала в Бужумбуру. Жино говорил, что сейчас политическое положение не позволяет им соединиться, но когда-нибудь, когда наступит мир, они все трое — мать, отец и он — будут жить в Кигали в большом доме. Мне было грустно думать, что Жино собирается уехать от меня, от всей компании, уехать из нашего тупика. Он, как мама, бабушка, Пасифик и Розали, мечтал о великом возвращении в Руанду, а я, чтобы их не огорчать, делал вид, что тоже об этом мечтаю. На самом же деле, по секрету от всех, я молился, чтобы ничего не менялось, чтобы мама вернулась домой, чтобы жизнь стала такой, как прежде, и осталась такой навсегда.

От этих дум меня отвлек какой-то глухой рокот. Из дома выскочил, как перепуганная овца, отец Жино, крикнул нам отойти от стены и отбежать подальше в сад вместе с ним. Выглядел он смешно, как будто встретил привидение; мы встали и пошли за ним, еще не соображая, что происходит. И только через несколько минут, увидев широкую трещину, сверху донизу расколовшую стену гаража, мы все поняли. Земля неощутимо дрогнула у нас под ногами. В этой стране, в этой части планеты, такое происходит постоянно, чуть не каждый день. Мы жили в самой середине Великой рифтовой долины, на разломе африканского материка.

Здешние люди были под стать своей земле. Под внешним спокойствием, за фасадом улыбок и бодрых речей постоянно накапливались темные подземные силы, вынашивающие жестокие, разрушительные планы и периодически, как сезонные ураганы, вырывающиеся наружу — в 1965, 1972, 1988 годах. Жуткий призрак регулярно являлся людям, напоминая им, что мир — это всего лишь краткий промежуток между войнами. Ядовитая лава, обильный поток крови был вновь готов прорваться на поверхность. И хоть мы этого еще не знали, но огонь уже занялся, своры гиен, исчадий ночи, уже рвались в бой.

16

Не успел я как следует заснуть, как почувствовал, что кто-то касается моей головы. Сквозь сон подумал, что это крысы грызут мои кудряшки, как много раз бывало, до того как папа не расставил по всему дому ловушки. Потом услышал шепот: «Габи, ты спишь?» Голос Аны окончательно меня разбудил. Я открыл глаза. В комнате темень. Я протянул левую руку и отодвинул штору. Лунный свет пробился через москитную сетку и упал на испуганное личико сестры. «Что это, Габи, слышишь?» Я не понял. Все тихо. Только посвистывала сова на чердаке, прямо над нашей спальней. Я встал и вслушивался в ночь, пока не раздался какой-то сухой рассыпчатый треск. «Похоже на выстрелы…» Ана залезла в мою постель и прижалась ко мне. После нескольких взрывов и автоматных очередей повисла тревожная тишина. Мы с Аной были в доме одни. Папа в последнее время часто не ночевал дома. Инносан говорил, он ходит к одной молодой женщине, которая живет неподалеку, в рабочем квартале Бвиза. Меня это огорчало — ведь с тех пор, как мама с папой снова стали разговаривать, я надеялся, что они помирятся и опять будут вместе.

Я нажал кнопку освещения на своих часах — они показывали два часа ночи. При каждом взрыве Ана еще теснее прижималась ко мне.

— Что там такое, Габи?

— Не знаю.

Часам к шести выстрелы затихли. Папа все еще не вернулся. Мы встали, оделись, собрали портфели. Протея тоже не было дома. Мы сели завтракать на террасе. Я приготовил чай. Попугай кувыркался в своей клетке. Я поискал, нет ли хоть кого-нибудь на участке. Ни души. Даже ночной сторож куда-то пропал. Мы поели, убрали со стола. Я помог Ане причесаться. В доме по-прежнему пусто. Я смотрел на ворота — уже пора было прислуге выходить на работу. Но нет, никто не шел. Мы сели на ступеньку перед домом и стали дожидаться Инносана или папу. Ана достала из портфеля тетрадку по математике и начала вслух повторять таблицу умножения. На улице ни пешеходов, ни машин. Что случилось? Куда все запропастились? Где-то неподалеку звучала классическая музыка. Так тихо в квартале бывает в воскресенье утром, но никак не в четверг.