Вдруг за пыльными сетками промелькнула смутная тень. «Стойте!» Все замерли, настороженно глядя на дом. Тишина. Слышался только плеск речушки в глубине сада. Жино снова взялся за шест. Арман подзадоривал его и плясал сукус всякий раз, когда очередной плод шлепался на землю. Мы с близнецами караулили. Вдруг у нас за спиной шумно вспорхнула какая-то птица. Жино тут же сорвался с места, я, не раздумывая, за ним. Мы обогнули дом, помчались вниз по склону к речке. Мне было дико страшно. Не совсем уверенный, что Франсис за нами гонится, я обернулся. Тут-то он и заехал кулаком мне в лицо, и я навзничь свалился на камни. Град ударов обрушился на меня. Жино кричал, пытался меня защитить. Но тоже рухнул рядышком со мной. Франсис подтащил нас обоих к Муге и сунул головами в бурую тинистую воду. Я перестал дышать. Лицо мое терлось о камни на дне. Я бился, старался вырваться, но рука Франсиса сжимала мою шею, как тиски. Время от времен он вытаскивал меня из воды, и тогда я слышал обрывки фраз: «Нехорошо воровать фрукты по чужим садам. Вам что, родители не говорили?» Потом снова с бешеной силой окунал мою голову, так что у меня трещали кости. Все было как в тумане. Я судорожно дергался, ища, за что бы зацепиться — ветку, соломинку, ниточку надежды. Скреб по песку ногтями, словно пытался найти какой-то выход, какой-то тайный люк на дне реки. Вода заливалась мне в уши и ноздри. А голос между тем не умолкал. И по сравнению с железной хваткой, удерживавшей меня, казался очень мягким. «Я научу вас, как себя вести, гаденыши». Топить меня Франсису было мало, он еще и со всего маху бил меня лбом об камни. Я инстинктивно хватал воздух ртом — успеть бы вдохнуть. Но где он, воздух? Я задыхался, мои легкие судорожно сжимались. Сердце истошно колотилось и чуть ли не выпрыгивало изо рта. Я слышал далекое эхо собственных сдавленных криков. Я звал папу и маму. Но где они, мои папа и мама? Франсис не шутил. Он и правда решил убить меня. Значит, вот что такое насилие? Страх с изумлением в чистом виде. Франсис рывком поднимал мою голову, я слышал: «Ваши матери — подстилки белых господ!» И снова этот ужас. Я проигрывал бой. Силы кончались, мускулы мало-помалу расслаблялись, я смирялся с тем, что со мною делают — опять на десять сантиметров в воду, опять баюкающий голос Франсиса, — и незаметно сдавался. Я — это страх и покорность, Франсис — жестокость и сила.
Ну а Жино тонуть не желал. Изо всех сил сопротивлялся. Не принимал ни воду, ни слова. Не то что я, он еще видел что-то впереди. Хотел еще рвать манго в ноябре и строить фрегаты из длинных банановых листьев, чтобы плыть вниз по речке. Его это внезапное нападение не парализовало и даже не ужаснуло. Он бросал Франсису вызов. Вел себя с ним как равный с равным, хоть и был целиком в его власти. Отвечал, возражал, возмущался. Краем глаза я видел, что жилы у него на шее вздулись, как насосные шланги. «Не смей оскорблять мою мать! Не смей оскорблять мою мать!» Тиски на моем затылке разжались. Чтобы сдержать Жино, который отбивался все сильнее, Франсису нужны были обе руки да еще оба колена, чтобы прижимать его спину. Мне удалось втянуть в легкие немного воздуха. Сначала я отполз на четвереньках, потом опрокинулся навзничь. Лежал и отплевывался. Надо мной сияло синее небо. Я закрыл глаза от слепящего солнца и, подтянувшись чуть выше, положил голову на банановый ствол, лежавший на земле. Одно ухо было заложено.
— Никто не смеет оскорблять мою мать! — повторял Жино.
— Как бы не так! Вот я захотел и посмел. Твоя мать — шлюха.
И Франсис снова окунул голову Жино в коричневую жижу, где я готов был от всего отречься. Был час сиесты. Самая жара. На улице ни души. И ни одной машины на мосту. Моя несчастная голова покоилась на слоистом банановом ложе. Я долго отхаркивал воду, пока наконец смогли пробиться хриплые вопли о помощи. А Франсис знай себе продолжал — так прачки опускают белье в воду, не прекращая болтать между собой о чем придется. В конце каждой фразы голова Жино исчезала в иле. «Где она есть, твоя мамаша-шлюха? Никто в округе и в глаза ее не видал». Жино несколько раз хватал воздух ртом и снова нырял, как поплавок, когда дергает рыба. Он кричал под водой, так что вокруг его головы вспухали пузыри. Франсис все домогался: «Где же, где твоя мамаша-шлюха?» Жино все страшней задыхался, я все отчаянней кричал: «Отпусти!» Но снова и снова Франсис повторял свой вопрос. Жино терял последние силы. Совсем изнемогал.
Я наконец настолько оклемался, чтобы встать на ноги и попытаться остановить Франсиса, но тут Жино пробормотал: «Умерла». Я отчетливо услышал это слово. Он всхлипнул и сказал еще раз: «Моя мать умерла».