Маленькая страна

Прибежал местный сторож — гнать нас прочь из бассейна. Мы похватали мокрые одежки и дунули со всех ног, задыхаясь от хохота. Даже таксист покатился со смеху, когда мы в чем мать родила запрыгнули в его машину. Стемнело, дождь не унимался. Машина с включенными фарами медленно ехала вниз по извилистой дороге, мы проезжали район Кирири. Чтобы увидеть город, приходилось протирать запотевшее стекло мокрыми трусами. Теперь Бужумбура была плантацией огней, усыпанным светлячками полем, которое разгоняло сумрак долины. По радио Джеффри Ориема пел «Макамбо», и его голос был каплей блаженства, таял в наших душах как кусочек сахара, успокаивал нас, ошалевших от чрезмерного счастья. Никогда мы не чувствовали себя такими свободными, переполненными жизненными силами, дышащими в унисон, связанными общим кровотоком, пропитанными общей негой. Я жалел, что так плохо думал о Франсисе. Он такой же, как мы, как я сам, обычный мальчишка, который перебивается, как может, в мире, не оставляющем ему выбора.

На Бужумбуру хлынул настоящий потоп. Сточные канавы выходили из берегов, по ним из верхней части города и до самого озера неслись потоки мутной воды вперемешку с мусором. Дворники елозили по лобовому стеклу без всякого толка. Лучи автомобильных фар метались по дороге, прорезая чернильную тьму и заставляя дождевые капли вспыхивать белым и желтым цветом. Мы возвращались в свой тупик, исходную точку этого безумного дня.

На мосту через Мугу такси внезапно остановилось. Так резко, что нас швырнуло вперед и мы повалились друг на друга. Франсис врезался головой в приборную доску. Когда он ее поднял, из носа сочилась кровь. Очухавшись, мы посмотрели на водителя, и нас поразил его вид. Он замер, точно пораженный громом. Вцепившись в руль окаменевшими руками и глядя на дорогу вытаращенными глазами, он повторял: «Шейтани! Шейтани!» То есть дьявол.

Мы увидели, как прямо перед нами, там, куда еле доставал свет фар, промелькнула тень черного коня.

22

Утром 7 апреля 1994 года в тиши пустого дома раздался телефонный звонок. Папа в ту ночь дома не ночевал. Пришлось мне самому снять трубку.

— Алло?

— Алло?

— Мама, ты?

— Позови отца, Габи.

— Его нет.

— Как это нет?

Мама помолчала. Я слышал, как она дышит.

— Я сейчас приеду.

На участке опять, как в день после переворота, не было ни души. Ни Протея, ни Донасьена, ни даже сторожа. Все испарились. Мама очень скоро приехала на своем мотоцикле. И, не успев еще снять шлем, взбежала по ступенькам на террасу, чтобы поскорее обнять нас с Аной. Все как-то судорожно. Она приготовила на кухне чай, потом пришла в гостиную. Сжимая чашку в ладонях, дула на облачко ароматного пара.

— И часто отец оставляет вас одних?

Я сказал «нет», а Ана в тот же миг сказала «да».

— Когда случился переворот, папы не было дома, — добавила Ана, как будто подводя итог.

— Мерзавец! — возмутилась мама.

Когда папа вернулся и вошел в гостиную, он даже ни с кем не поздоровался. Только, кажется, удивился, что мама тут, сидит на диване.

— Что ты тут делаешь, Ивонна?

— Тебе не стыдно оставлять детей одних на всю ночь?

— А-а… ну-ну! Хочешь поговорить об этом? В самом деле? Не тебе меня упрекать, когда ты сама ушла и бросила семью.

Мама закрыла глаза, опустила голову. Стала всхлипывать, утерла нос рукавом. Папа сурово на нее смотрел, готовый продолжать схватку. Когда она снова посмотрела на нас, глаза у нее были красными от слез.

— Сегодня ночью были убиты президенты Бурунди и Руанды. Самолет, в котором они летели, был сбит над Кигали, — сказала она.

Папа, сраженный, рухнул в кресло.

— Жанна и Пасифик не отвечают. Тетя Эзеби тоже. Мне нужна твоя помощь, Мишель.

В Бужумбуре, несмотря на сообщение об убийстве нового президента, все было спокойно. Папа связался с полицией французского посольства, а мама безуспешно пыталась дозвониться родным в Руанду. Под вечер наконец ответила тетя Эзеби. Папа слушал разговор по громкой связи.

— Ивонна! — кричала тетя Эзеби. — Это ты? Нет, все плохо. Мы слышали, как вчера вечером взорвался самолет. А через несколько минут по радио объявили, что президент погиб, и обвинили в его смерти тутси. Всех хуту призвали взяться за оружие и расправиться с ними. Я сразу поняла: это сигнал к тому, чтобы нас уничтожить. Тут же везде выставили блокпосты. Милиция и национальная гвардия разъезжают по городу, прочесывают все кварталы, врываются в дома тутси и хуту-оппозиционеров, вырезают целые семьи, никого не щадят. Сегодня на рассвете убили наших соседей вместе с детьми, прямо тут, за забором. Господи, это был такой ужас! Мы видели, как они умирают, и ничего не могли сделать. Нам страшно. Мы заперлись в доме, лежим на полу. Вокруг, совсем близко, стреляют из автомата. Что я могу — одна, с четырьмя детьми? Что с нами будет, Ивонна? А мой знакомый в ООН не отвечает. Я теряю надежду…

Голос ее прерывался. Мама старалась ее успокоить: