Маленькая страна

Я швырнул зажигалку, машина загорелась. Пламя взметнулось до самого неба, лизало верхушки хлопковых деревьев. Дым поднимался еще выше. Крики жертвы раздирали воздух. Меня вырвало прямо под ноги. Жино с Франсисом поздравляли меня, хлопали по спине. Арман плакал. И продолжал плакать, свернувшись на пыльной земле в позе зародыша, когда все разошлись. Мы остались вдвоем перед обгоревшим остовом. Вокруг было тихо, почти безмятежно. Внизу текла река. Уже смеркалось. Я помог Арману подняться. Пора было домой, в тупик. Перед уходом я пошарил в пыли и пепле. И нашел удостоверение человека, который только что умер. Которого я убил.

30

Дорогая Лора!

Я раздумал быть механиком. Чинить больше нечего, и нечего спасать, и не в чем разбираться.

В Бужумбуре день и ночь идет снег.

Голуби улетают в белесое небо. Уличные мальчишки украшают елки красными, желтыми и зелеными манго. Крестьяне съезжают с холмов на равнину, несутся по широким улицам на санях из бамбука и железной проволоки. Озеро Танганьика превратилось в каток, и бегемоты-альбиносы скользят по нему на своих толстых брюхах.

В Бужумбуре день и ночь идет снег.

Барашки-облака пасутся в синем поле. Казармы-больницы опустели. Тюрьмы-школы посыпаны известью. По радио передают пение редких птиц. Народ под белым флагом устраивает перестрелки снежками на ватных полях. Повсюду смех, с гор сходят сладкие лавины из мороженого.

В Бужумбуре день и ночь идет снег.

Я сижу, прислонившись спиной к надгробию на могиле Альфонса и Пасифика, раскуриваю сигарету на двоих со старой Розали. И слышу, как в стылой земле, на глубине шести футов, они читают любовные стихи женщинам, которых не успели долюбить, и поют дружеские песни товарищам, погибшим в бою. Голубоватый пар идет у меня изо рта и превращается в мириады белых бабочек.

В Бужумбуре день и ночь идет снег.

Пьянчужки из пивной пьют среди бела дня теплое молоко из белых фарфоровых кубков. Бескрайнее небо наполняется звездами, они мигают, точно огни на Таймс-сквер. Мои родители взлетают выше белой гостии-луны в санях, запряженных крокодилами с заиндевевшей шкурой. Когда сани проносятся мимо, Ана посыпает их рисом из мешков гуманитарной помощи.

В Бужумбуре день и ночь идет снег. Я это уже говорил?

Хлопья ласково падают на поверхность вещей, накрывают всю бесконечность, чистейшей белизной пропитывают все на свете, вплоть до наших окостеневших сердец. Нет больше ни рая, ни ада. Завтра умолкнут собаки. Заснут все вулканы. Народ опустит в урны белые пустые бланки. Наши призраки в подвенечных нарядах уйдут вдаль по замерзшим улицам. Мы будем бессмертны.

День и ночь, день и ночь идет снег.

Бужумбура белоснежно чиста.

Габи.

31

Война в Бужумбуре разбушевалась. Количество жертв стало таким значительным, что ситуация в Бурунди попала на первые полосы мировой прессы.

Однажды утром папа нашел труп Протея в канаве, перед домом Франсиса. Его забили камнями. Жино не понимал, почему я плачу, ведь это просто слуга, сказал он. Следы Донасьена потерялись после атаки армии на Каменге. Может, его тоже убили? Или он бежал из страны, как многие и многие — те, что тянутся длинной цепочкой, неся на голове матрас, одной рукой держа узел, другой — детей, как все эти незаметные в людском океане муравьи, ручейками струящиеся в конце нашего двадцатого века вдоль африканских дорог и проселков?

В Бужумбуру прибыл из Парижа министр с двумя самолетами, предназначенными для эвакуации французских подданных. Школа со дня на день должна была закрыться. Папа записал нас в отъезжающие. Где-то далеко, в семи часах лёта от нашего тупика, нас с Аной ждала приемная семья. Незадолго до отъезда я заглянул в наш «фольксваген», взял телескоп и вернул его мадам Экономопулос. Перед тем как проститься, она сбегала в библиотеку и вырвала страницу из какой-то книги. Это было стихотворение. Она хотела переписать его от руки, но времени на переписывание стихов не оставалось. Я должен был уходить. Она сказала, чтобы я сохранил на память о ней эти строчки, которые пойму позже, через несколько лет. А еще мадам Экономопулос дала мне множество советов; и, даже когда тяжелые ворота ее дома захлопнулись у меня за спиной, я все еще слышал ее голос: одевайся тепло, оберегай свой внутренний мир, черпай богатство в книгах, в людях, с которыми тебя сведет судьба, которых ты полюбишь, и не забывай никогда, откуда ты родом…

Обычно, когда откуда-нибудь уезжаешь, успеваешь попрощаться с близкими, с любимыми местами. Я же не просто уезжал из этой страны — я спасался бегством. Бежал без оглядки, оставив за собой открытую настежь дверь. Помню только маленькую папину фигурку — как он машет мне рукой с балкона Бужумбурского аэропорта.