Я слышала, что она роется в моих шкафах на кухне как у себя дома; вскоре она принесла тарелку с тостами и мармеладом. Впервые за много лет я смотрела телевизор с кем-то, кроме Долли. Мы засиделись допоздна. Ели тосты, смеялись над передачами, которые совсем не задумывались как смешные. Иногда смеялись просто так, потому что другой смеялся. Потом Вита внезапно и сладко уснула, точь-в-точь как Долли, когда та была маленькой, и я тихонько накрыла ее одеялом, чтобы ничто ее не потревожило. А когда через несколько часов сама проснулась на диване, ее уже не было. В стародавние времена на Сицилии мужья, бывало, просыпались среди ночи и не находили жен рядом в кровати; тогда становилось ясно, что они взяли в жены ведьму, «странную женщину» или
Кажется, в ту ночь я ненадолго проснулась от холода – внезапного холода, что наступает летом в промежутке между полуночью и восходом солнца. Мягкое одеяло по-прежнему лежало на диване там, где уснула Вита. Дрожа, я забралась под одеяло, как верная собачка; там меня Долли и обнаружила утром. На тарелке лежали недоеденные тосты. Телевизор работал, и мы стали смотреть на крошечные головки репортеров; те мрачно кивали и описывали страшный пожар, случившийся накануне ночью. В море у побережья Шотландии взорвалась нефтяная платформа «Пайпер Альфа»; зернистые кадры показывали горящую нефть, стремительно разливающуюся по Северному морю. Гигантские языки пламени на черной воде напоминали картину апокалипсиса; не верилось, что вода могла гореть. Долли сидела, завороженная этим зрелищем, а я не смогла смотреть.
Целую неделю Вита не заходила, но однажды вечером я пришла домой и обнаружила в своей почте адресованное ей письмо. Сначала я не поняла, почему так ему обрадовалась, но потом догадалась, что у меня появилась причина к ней зайти. Я несколько минут постояла у нее на пороге, а потом она открыла, оживленно тараторя, словно мы и не переставали разговаривать. Я протянула ей большой конверт и хотела было произнести заготовленную речь, но она взяла конверт и положила его на столик в прихожей без всякого интереса. Я по-детски верю, что в любом письме могут содержаться важные новости, поэтому при виде почты начинаю страшно волноваться и бояться. Я понимаю, что такая реакция неадекватна, и тем не менее письма вызывают во мне животный страх, и каждое утро несет с собой потенциал обернуться трагедией. Король иногда не распечатывал письма по несколько часов, а то и дней; так же поступает Долли. Когда я напоминала ему о необходимости открыть письмо, он равнодушно отмахивался и говорил:
– Ты! – снова поздоровалась она; кажется, «ты» стало моим ласковым прозвищем, и я вполне ожидаемо покраснела от удовольствия. – Ты очень хорошая жена, гораздо лучше меня. Ты приносишь мою почту, угощаешь молоком и весь вечер слушаешь мой бред, пока я не засыпаю. Я буду называть тебя Жена, – ее сообщение звучало так торжественно, словно мне была оказана великая честь, поэтому я не рассмеялась и не сказала
Я так и стояла на пороге ее дома в ожидании приглашения.
– Жена! Заходи! – позвала она.
Я тихонько закрыла за собой дверь, а она, оказывается, уже начала рассказывать мне историю
– Он все спрашивал, что мне нужно. На самом деле, он указывал, что я