Маленькие птичьи сердца

– Он скромничает, – сказала Вита. – Апартаменты Ролса знамениты. (Апартамэнты Ролса знамениты, молча проговорила я про себя.) Сначала я ему помогала, теперь он всем занимается сам. Я только выбираю обои, – она нахмурилась. – Ролс, а я думала, ты уже купил этот интернат.

Ролс почесал нос, поднял бровь и многозначительно посмотрел на жену.

– Не гони лошадей, Ви. Я все расскажу, когда подпишу документы. Всем вам расскажу. А пока будем считать, что приехали в небольшой отпуск. Кстати, мы знаем Тома много лет. Отличный парень, – сказал Ролло. Вита при упоминании Тома согласно улыбнулась, как ребенок, услышавший о Рождестве, и муж ласково на нее посмотрел.

На миг они словно остались одни, забыли, что мы с Долли тоже здесь, и замечали лишь друг друга. О таком легком и тесном взаимопонимании я могла только мечтать. – Мы даже могли бы купить тут дом, что скажешь, дорогая?

Я кивнула и решительно произнесла:

– Да, – словно все трое сидевших за столом только и ждали моего разрешения, чтобы реализовать свои планы по покупке дома.

Минуту все молчали, затем рассмеялись, и я тоже. Вита снова по-хозяйски взяла меня за руку, и мне показалось, что мы вчетвером знакомы много лет.

Пока Долли и Вита обсуждали единственный в городе магазин одежды, Ролло расспросил меня о большом доме на углу нашей улицы. Это внушительное здание середины века с красивым панорамным окном, из которого видны две улицы, расходящиеся в разные стороны; вид обширный и наверняка очень живописный. Ролло наклонился ко мне и положил руку на спинку моего стула, всем видом выражая сосредоточение, а я рассказала, как однажды в этом доме несколько лет жила тихая пара с сыном-подростком. Мальчик был высоким и худым, дружелюбно улыбался и ходил в местную частную школу; школьный автобус приезжал за ним позднее нашего, и, когда мы проходили мимо его дома по пути к остановке, он всегда стоял у окна своей комнаты и смотрел на нас. Он любил стоять у окна голым и наблюдать за лицами прохожих, когда те на него смотрели, а сам при этом продолжал улыбаться безмятежной застывшей улыбкой. По ночам он в темноте ждал, пока прохожие поравняются с его окном; тогда он включал лампу и подсвечивал себя; торчащие ребра и грудная клетка оставались в тени, а все, что ниже пояса, оказывалось на свету, как в операционной.

В этот момент Вита встала из-за стола и пошла на кухню, а Долли бросилась ей помогать. Ролло встал, но остался за столом. Он делал так, когда кто-то из нас выходил из комнаты или входил. Когда он шевелился, вокруг него разносился тот легкий пудровый запах, и я невольно восхитилась неизменности этого аромата, как, бывало, восхищалась ароматом благоуханного растения в теплице. Обычно в течение нескольких часов запах человека меняется. К примеру, Долли сегодня днем пришла из сада вспотевшая, и сочетание запахов ее кожи и духов терпко ударило мне в нос. Но потом, когда она села рядом и стала разговаривать со мной, пот остыл, и ее запах изменился, став сладким и прохладным. Когда Вита в начале вечера крепко меня обняла, меня окутало облако мускусных духов на основе амбры, но я знала, что когда поцелую ее на прощание в конце вечера, теплота дома, свечи, алкоголь и кофе разбавят этот аромат, смешаются и от нее будет пахнуть совсем иначе. А Ролло всегда пах одинаково, и это мне нравилось; я восхищалась таким постоянством. Любое проявление стабильности в людях – большая редкость и приятность. Чем симметричнее человеческое лицо, тем выше вероятность, что запах человека окажется приятным для противоположного пола. Поэтому у обладателей симметричных лиц, по статистике, и живучих сперматозоидов больше, и яйцеклеток. К примеру, отец Долли не пах ничем; после целого дня работы на ферме его пот был пресным, как чистая вода. Он и его новая жена с личиком в форме сердечка и младенческими ямочками на щеках наверняка окажутся такими же плодовитыми, как принадлежавшие им стада коров.

Ролло снова сел, а я встала и с любопытством посмотрела, что он будет делать. Он тоже немедленно встал. Но я не пошла за другими на кухню, а опять села. Ролло тоже сел, не спросив, зачем я вставала, и положил локти на стол. Его движения всколыхнули знакомое мыльное облако, уютно окутавшее нас обоих, как взметнувшиеся пылинки. Он переплел пальцы и задумчиво подпер ими подбородок; кончики пальцев едва касались нижней челюсти.

– И что случилось с мальчиком, который стоял голышом у окна? – спросил он, выпрямил один из переплетенных пальцев и указал на меня.