Ролло едва заметно пожал плечами и передал графин Долли, сидевшей от него слева. Та говорила с Витой и, не делая паузы в разговоре, плеснула немного портвейна в самый маленький из стоявших перед ней стаканчиков. Затем передала графин Вите, которая внимательно ее слушала. Та постучала меня по плечу и, не прекращая слушать Долли, показала, что я должна передать портвейн Ролло. Тот с удовлетворением наполнил свой бокал. Жидкость казалась старой и недовольной тем, что ее потревожили; она была мутноватой, как вода на самом дне моря. Передача графина по столу напоминала танец, который я не репетировала. Позднее я нашла этот ритуал в «Дамском этикете».
Другие продолжали передавать графин и подливать себе по чуть-чуть.
– Ничего, если я закурю? – спросил Ролло.
Мы все ему разрешили, и он тут же предложил сигареты и нам. Я видела, как засомневалась Долли, посмотрела на меня и наконец покачала головой –
Закурив, Ролло подлил себе портвейна и обратился ко мне:
– Слышал, моя жена уже у тебя ночевала?
– Неправда, – спокойно ответила я. – Вита ушла, прежде чем наступило утро, поэтому нет, она у меня не ночевала.
Ролло ничего не ответил; его лицо ничего не выражало, разве что вежливое ожидание. Он намеренно выжидал, будто я лишь начала рассказывать историю и должно было последовать продолжение. Я не стала его разочаровывать.
Я рассказала ему сицилийскую легенду, которую вспомнила, проснувшись тем утром и увидев, что Вита ушла:
– В стародавние времена на Сицилии, если муж просыпался и видел, что жены рядом нет, он понимал, что связался с ведьмой. Он нанимал колдуна и просил того «починить» жену, даже если в ходе «починки» та умрет. Одному мужчине посоветовали заменить волшебную мазь, которую жена хранила под кроватью, на обычную. Ночью жена вымазалась мазью и хотела улететь; она выпрыгнула в окно и упала на мостовую, где ее и обнаружил муж с переломанными костями, и больше она уже никуда не летала.
Ролло ничего не ответил, но Вита – я и не думала, что она слушала, – вмешалась в разговор.
– Господи, Жена, – воскликнула она, – ты что такое говоришь? Не подсказывай Ролло, как от меня избавиться!
Она замолчала, и тут в комнату вошла ее маленькая собачка. Она посматривала в сторону стеклянных дверей и притворялась, что зашла в комнату случайно, как подросток, который специально подгадывает время возвращения домой таким образом, чтобы родители, расслабившиеся за вечерним бокалом вина, предложили бокальчик и ему. Собачка подошла к Долли, села у ее ног и стала выжидающе на нее смотреть. Но та была занята разговором с Ролло и не обращала внимания на Зверя. Всякий раз, когда она жестикулировала или шевелилась на стуле, Зверь радостно переминался с лапки на лапку, напрягался всем телом и выгибал спинку, надеясь, что его возьмут на руки. Когда он застывал, он еще больше становился похож на игрушку. Я не могла больше ждать, глядя, как сильно он хочет, чтобы Долли его заметила.
– Долли, смотри! – сказала я, прервав ее на полуслове. – Смотри, какая смешная собачка! – дочь и Ролло повернулись, но посмотрели не на собачку, а на меня. Я же восторженно ткнула пальцем в собачку и проговорила: – Смотри, какая она маленькая!
Мое наблюдение зазвенело во внезапной тишине, прозвучав бессмысленной констатацией факта. Когда все присутствующие разом обратили на нее внимание, собачка не выдержала и завертелась на одном месте, как будто у нее была такая встроенная функция.
– Какая прелесть, – тихо произнесла Долли. Они с Ролло улыбнулись мне одинаковыми улыбками и вернулись к своему разговору. – И что же сделала экзаменационная комиссия?
– Ну, проходной балл мы получили, и дипломы нам дали. Но главное, что на тех скачках мы сорвали большой куш. В письме домой, правда, пришлось приврать насчет баллов в аттестате. Но мы росли вдали от семьи, жили в общежитиях; у родителей было о нас свое, идеализированное представление, и мы не хотели его разрушать.
Вита наклонилась и хлопнула по столу: