Читаем Маленькие птичьи сердца полностью

Наконец Долли так развеселилась, что своей бурной жестикуляцией и смехом разбудила собачку, так и не дав той как следует выспаться. Вита рассмеялась над ворчливым песиком и назвала его дедулей. Прости, дедуля, говорила она, когда песику надоедало нас терпеть и он уходил прочь на коротеньких лапках, стуча по дорожке длинными коготками; мы слишком расшумелись, да? Войдя в стеклянные двери, Зверь тут же падал на паркет, теплый от полуденного солнца, чьи лучи все еще проникали в дом. Мы пили шампанское, ели чипсы и арахис из синей супницы с цветочками и слизывали с пальцев соль. Вита сказала, что огромная супница – семейная реликвия, часть любимого сервиза из восемнадцати предметов, который достался им от бабушки и дедушки Ролло. Остальной сервиз лежал на складе, как и большинство их вещей; у них было столько фарфора, что тем можно было забить все шкафы в кухне Тома, размер которой Вита оценивала как «скромный».

Всем их прекрасным вещам предстояло лежать на складе до тех пор, пока они не уедут из «маленького дома», как они его называли. Хотя дом Тома вместе с пристройкой Артура был больше моего, а мой дом никогда не казался мне маленьким, даже когда нас было четверо. Моя мать наверняка захотела бы иметь такую супницу; огромная, нарядная, она вызывала в воображении картины роскошных обеденных залов, где расхаживали безразличные гости, столь привыкшие видеть вокруг красоту, что даже не замечали такой удивительный предмет среди другой посуды. Я же увидела супницу и сразу возжелала ее, как возжелала бы моя мать, и это выдавало во мне человека совсем иного круга. Мама поставила бы эту супницу в застекленный шкафчик, который запирался на ключ, и настрого запретила бы нам с Долорес ее трогать. Будь это наша супница, она стала бы самым красивым предметом в нашем доме и взирала бы на нас свысока из стеклянного шкафчика, а мы поклонялись бы ей, как божку. Моя сестра слишком небрежно обращалась с вещами; я же, напротив, обращалась с ними слишком бережно, но все равно в нашем доме посуду чаще била я, а не Долорес.

Наконец, когда уже почти пробило семь, на пороге столовой появился Ролло и встал у стеклянных дверей. Он совсем не напоминал человека, который только что ехал на автомобиле много часов; он был бодр и выглядел безупречно, а темный костюм сидел на нем идеально. Он с явным удовольствием смотрел, как мы отдыхаем в его саду и ждем, пока он подаст нам ужин, словно мы были его любимыми детьми, а не женой и двумя новыми соседками. Вита сказала, что перед отъездом из Лондона он зашел в отдел деликатесов «Хэрродз» и прикупил что-то специально для ужина. Поэтому мы знали, что он привез с собой коробки со всякими вкусностями, чтобы нас побаловать.

Увидев Ролло, Вита с наслаждением потянулась на одеяле и воскликнула:

– Папочка! Что у нас на ужин?

Я не смогла ей подыграть, хотя это обращение было весьма похоже на правду. Мы с Долли и впрямь вели себя как дети – растянулись на лужайке на животе, хихикали, ели чипсы и с нетерпением ждали прихода отца семейства, чего не случалось, даже когда мы с ней обе были маленькими. Я покраснела, но в глубине души мне был приятен наш новый распорядок, забота этого доброго человека и то, как он включил нас в свой круг. Даже Долли, чья мимика никогда не отличалась особой эмоциональностью, явно обрадовалась, когда он приехал, улыбнулся, тепло поприветствовал нас и пообещал угостить вкусным ужином, который купил специально для нас. Эдит считала мастерство приема гостей неотъемлемой частью жизни по этикету; ужины у Виты и Ролло фактически являлись пошаговой демонстрацией правил из ее книги.

– Сейчас увидите, что я принес, – весело объявил Ролло и с улыбкой поправил очки на переносице указательным пальцем.

Его глаза сияли. На миг он перестал быть утонченным джентльменом и превратился в обычного мальчишку, которому не терпелось показать нам что-то важное. Он допил свой напиток и пошел на кухню разогревать еду в духовке и раскладывать охлажденные ломтики деликатесов на больших белых тарелках с тонкой серебряной каемочкой. Мы знали, что, как и на прошлой неделе, он сделает из закусок маленькие башенки и нарисует вокруг них завитки из ярких соусов, больше похожих на косметику, чем на что-то съедобное. Мы похвалим его подачу в стиле лучших шеф-поваров и втихую обменяемся многозначительными взглядами, как гордые родители, молча радующиеся успехам довольного ребенка.

Наконец Ролло позвал нас к столу и начал увлеченно перечислять заготовленные блюда, а мы внимательно слушали его рассказ о каждом из них. Он придерживал спинки наших стульев, пока мы рассаживались, и взволнованно стоял, пока мы выбирали закуски и накладывали их себе на тарелки. Там были тончайшие ломтики копченого лосося на теплых блинчиках; холодный ростбиф и различные салаты, тоже красиво сервированные, все из отдела деликатесов «Хэрродз». Вита ерзала на стуле, пока он рассказывал о каждом блюде; она явно думала о чем-то другом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза