Маленькие птичьи сердца

– Эд – широкая душа, скажи? Он берет всех детей, даже тех, кого не принимают другие детские дома, и бдит традиции, не то что эти современные приюты. В современных интернатах сейчас принято к каждому ребенку приставить психолога, а к учителям обращаться по имени, это мне Эд рассказал. Он, разумеется, более консервативен. И они с женой очень-очень любят этих детей.

Я видела Эдварда Тэйлора только один раз на публичной лекции в ратуше в декабре прошлого года. Лекция называлась «История “Лейквью”». Накануне по городу прокатился слух, что вечером мистер Тэйлор объявит о своем преждевременном выходе на пенсию из-за мелкого административного правонарушения. Было ли это правдой или нет, мы не знали, но все присутствующие на лекции были на стороне мистера Тэйлора и ощущали необходимость поддержать нашего трудолюбивого земляка, подвергшегося нападкам со стороны неблагодарного городского совета. Эд был обаятельным мужчиной с благородной выправкой и властным голосом аристократа. Высокий, как Ролло, в таком же безупречно пошитом костюме; они могли бы быть братьями, и, естественно, их легко было представить коллегами или приятелями. В день лекции в ратуше было не протолкнуться. В «Лейквью» жили незнакомые нам дети; они держались особняком, учились на территории и почти никогда не выходили за ее пределы. Поговаривали, что среди этих детей много прилежных и творчески одаренных, поэтому нам, местным, естественно, было любопытно о них узнать.

На сцене сидел управляющий приютом из городской администрации – маленький сильно потеющий человечек в светло-желтой рубашке и молодая кроткого вида женщина, которую коротко представили как учительницу домоводства и физкультуры. Оба угрюмо смотрела на спину мистера Тэйлора, пока тот расхаживал по сцене. «Масоны!» – шептал сидевший рядом со мной мужчина, как будто я спрашивала его мнения по поводу содержания лекции. Его жена сжимала его локоть и неодобрительно качала головой. Я вежливо улыбалась и смотрела прямо перед собой, но сосед продолжал бесшумно шевелить губами и произносить это слово, вскидывая брови и многозначительно кивая на сцену, словно, узнав эту новую информацию, я должна была что-то сделать.

Мистер Тэйлор рассказывал о «Лейквью» и важности благотворительной деятельности в христианской общине. Он ни слова не сказал о девочке-подростке, полгода назад утонувшей в озере; впоследствии в местной газете написали, что та была воспитанницей интерната. Мистер Тэйлор сказал, что дети учились в интернате по одной причине: им отказали в местных школах. При этом он обвел присутствующих широким жестом, и мы все вжались в кресла и сделали вид, что к нам это не имело отношения. В зрительном зале было много родителей детей, которые ходили в те самые неблагожелательно настроенные к интернатским детям школы; они начали смущенно ерзать в креслах, отцы – поправлять галстуки, матери поджали губы и затеребили свои блестящие сережки. Их жесты подтверждали, что на душе у них скребут кошки, а мистер Тэйлор тем временем продолжал рассказывать трагические истории о детях, которых называл «нашими ребятами», и каждая следующая была трагичнее предыдущей. Он говорил «наши ребята», словно весь город был парочкой безалаберных родителей-оболтусов, которые случайно оставили несколько десятков своих детишек под присмотром мистера Тэйлора, его управляющего и миловидной учительницы физкультуры – забыли их там, как свертки. Мистер Тэйлор поведал ужасные истории о том, что пережили интернатские дети до того, как к нему попасть. Кто-то потерял родителей, кто-то подвергался небрежному и жестокому обращению, а некоторые были «настоящими плохишами», как выразился мистер Тэйлор, сурово глядя на собравшихся в зале зрителей; но все, все до последнего были очень несчастными детьми. Они нуждались лишь в одном – нашей помощи и поддержке; сказав эти слова, он с надеждой взглянул на присутствующих, и его лицо благообразно озарилось.

У мистера Тэйлора были крупные выразительные черты, он хорошо смотрелся на сцене и очень эмоционально ораторствовал, словно это и была его настоящая профессия. Его подвижное лицо, как слаженный хор, повторяло и подтверждало все, что он говорил. Управляющий и физкультурница многозначительно хмурились, слушая истории мистера Тэйлора о трагичной судьбе детей, словно все это было знакомо им не понаслышке. Их сплоченность и преданность своему делу были так сильны, что атмосфера в зале напоминала проповедь.