У миссис Джо была привычка перед сном обходить двор, запирать окна, если дул студеный ветер, натягивать москитную сетку над Тедди и заглядывать к Томми, который иногда ходил во сне. Она просыпалась от малейшего шума, ей часто грезились разбойники, коты и пожары, дверь в свою комнату она не закрывала, а потому до ее чутких ушей быстро долетели тихие постанывания Дана, и она мгновенно вскочила с постели. Он как раз в отчаянии колотился о горячую подушку, но тут в коридоре мелькнул свет, и в комнату прокралась миссис Джо, похожая на привидение, – волосы свернуты в большой узел на затылке, подол длинного серого халата волочится по полу.
– Болит, Дан?
– Что-то нехорошо, но я не хотел вас будить.
– Я такая сова, вечно летаю по ночам. Да, нога просто горит огнем, нужно заново смочить повязку.
Матушка-сова, захлопав крыльями, улетела, чтобы принести охлажденные бинты и кружку воды со льдом.
– Ах, как хорошо! – вздохнул Дан, почувствовав прикосновение влажной ткани и освежив пересохшее горло.
– Вот и славно, а теперь попробуй поспать и не пугайся, если увидишь меня снова – я буду к тебе заглядывать и брызгать холодной водичкой.
С этими словами миссис Джо нагнулась, перевернула подушку, разгладила простыню – и тут, к величайшему ее удивлению, Дан обхватил ее рукой за шею, притянул к себе и поцеловал, пробормотав с запинкой: «Благодарю вас, мадам», – и слова эти сказали ей больше, чем самая витиеватая речь, ибо торопливый поцелуй и скомканная фраза означали: «Простите меня, я буду очень стараться». Она все поняла, оценила его невысказанное признание и не стала портить его, выражая свое изумление; лишь напомнила себе, что у этого мальчика нет матери, поцеловала смуглую щечку, зарывшуюся в подушку, – щечка будто бы стыдилась только что проявленной нежности, – и вышла, произнеся слова, которые Дан запомнил надолго:
– Ты теперь мне как сын и, если захочешь, сумеешь сделать так, чтобы я этим очень гордилась.
Она снова зашла к нему на рассвете – он спал так крепко, что и не шелохнулся, и явно не почувствовал, как она смачивает повязку, вот только гримаса боли на его лице разгладилась, и оно приобрело выражение полного покоя.
Настало воскресенье, в доме царила такая тишина, что Дан проснулся только к полудню и, оглядевшись, увидел, что в дверь просунулась нетерпеливая мордашка. Он протянул руки, и Тедди промчался через комнату, запрыгнул на кровать и с криком: «Мой Данни пишёл!» – обхватил его ручонками, ерзая от восторга. Потом вошла миссис Баэр и принесла завтрак – ничем не показав, что видит, как Дану неловко за вчерашнюю нежность. Тедди настоял на том, чтобы накормить Дана «зайтаком», и потчевал его, точно младенца: Дан был не слишком голоден, но ему очень понравилось.
А потом прибыл доктор, и бедному спартанцу пришлось нелегко: некоторые косточки на ноге сместились, их пришлось вправлять, и это оказалось так больно, что губы у Дана побелели, а на лбу выступили капли пота, но он ни разу не вскрикнул, только так крепко сжимал руку миссис Джо, что кожа еще долго оставалась красной.
– Обеспечьте мальчику покой как минимум на неделю, вставать ему запрещается. Потом я скажу, можно ли уже передвигаться на костылях или придется еще полежать, – вынес вердикт доктор Фирт, складывая свои блестящие инструменты, которые Дану совсем не понравились.
– Но ведь она потом заживет, да? – уточнил Дан, потому что его встревожило слово «костыли».
– Будем надеяться.
С этими словами доктор удалился, оставив Дана в сильном унынии: хромота – страшное наказание для любого непоседы.
– Не переживай, я отличная сестра милосердия, через месяц будешь бегать не хуже прежнего, – обнадежила его миссис Джо.
Однако Дана терзал страх хромоты, и даже ласки Тедди не могли его развеять; тогда миссис Джо предложила прислать кого-то из мальчиков к нему с визитом и осведомилась, кого именно он хочет видеть.
– Ната и Деми. А еще можно принести мою шляпу? В ней одна штука, которая должна им понравиться. А мой узелок с барахлом вы, наверное, выбросили? – Дан с явной тревогой задал этот вопрос.
– Нет, оставила – я подумала, там может быть что-то ценное, если ты так тщательно его хранил.
И миссис Джо принесла его поношенную соломенную шляпу, набитую жуками и бабочками, а также носовой платок, в который он складывал разные подобранные в дороге диковины: птичьи яйца, аккуратно обложенные мхом, необычные камни и ракушки, мох, а также нескольких небольших крабов, крайне возмущенных тем, что их лишили свободы.
– Можно куда-нибудь посадить этих крабиков? Мы их с мистером Хайдом нашли, они совершенно первоклассные, я хотел бы их оставить и понаблюдать за ними, если вы не против, – сказал Дан, забыв о боли в ноге, и засмеялся, глядя, как крабы ползают и пятятся на одеяле.
– Конечно можно, им подойдет старая клетка Полли. Вот только проследи, чтобы они не откусили Тедди пальчики, пока я за ней хожу. – И миссис Джо убежала, а Дан продолжал радоваться тому, что его сокровища не сочли хламом и не выбросили.