Маленькие женщины

Но ничто не могло восполнить отнятую свободу, и несколько часов в заточении навеки научили Нан ее ценить. В последний, совсем тихий час, когда она сидела у подоконника, все остальные ушли к ручью, посмотреть, как Эмиль спускает на воду свой новый кораблик, – через головку ее успело протечь очень много мыслей. Вообще-то, окрестить этот кораблик должна была она и уже предвкушала, как разобьет крошечную бутылочку смородинового вина о его нос и даст ему имя «Джозефина» в честь миссис Баэр. Но ничего этого теперь не будет, а Дейзи явно справится хуже. Когда Нан вспомнила, что сама во всем этом виновата, на глаза ее навернулись слезы, и она произнесла вслух, обращаясь к толстому шмелю, ворочавшемуся в желтой сердцевине розы под самым окном:

– Если ты тоже сбежал, ступай поскорее домой и скажи маме, что тебе очень стыдно. И никогда больше так не делай.

– Я очень рада, что ты дала ему такой мудрый совет, похоже, он тебя послушался, – с улыбкой произнесла миссис Джо, когда шмель расправил запыленные крылышки и улетел.

Нан смахнула пару капелек, блестевших на подоконнике, и прижалась к своей подруге, а та посадила ее на колени, ласково добавив (ибо заметила капельки и поняла, что они означают):

– Как считаешь, хорошее моя мама придумала лекарство для любителей убегать?

– Да, мадам, – ответила Нан, которая сильно присмирела после дня без движения.

– Надеюсь, мне никогда не придется это повторять.

– Думаю, да. – И Нан подняла к ней личико настолько серьезное, что миссис Джо совершенно удовлетворилась и больше ничего не сказала: она любила, чтобы наказания действовали сами по себе, и не усугубляла их излишними нравоучениями.

Тут появился Роб, который с бесконечной бережностью тащил то, что Ася называла «пирожулькой», – маленький пирожок, испеченный на отдельном противне.

– Он из моих ягодок, и я собирался отдать тебе половину за ужином! – великодушно возвестил он.

– Зачем? Я же непослушная девчонка! – кротко осведомилась Нан.

– Мы же вместе потерялись. И ты теперь будешь послушной, правда?

– Обязательно! – решительно заявила Нан.

– Вот хорошо! Ну пойдем, пусть Мэри-Энн нам его разрежет. Скоро чай. – И Роб помахал вкусным сдобным пирожком.

Нан пошла было следом, но остановилась и сказала:

– Забыла, я не могу.

– А ты попробуй, – предложила миссис Баэр, которая по ходу этого разговора тихонько отвязала бечевку.

Нан увидела, что свободна, и, бурно расцеловав миссис Джо, умчалась прочь, будто колибри, а следом топотал Робби, оставляя за собой дорожку капель черничного сока.

Глава тринадцатая. Златовласка

После этого происшествия в Пламфилде воцарился мир, который ничем не нарушался несколько недель: старшие мальчики ощущали свою вину за исчезновение Нан и Роба и начали проявлять о них отеческую заботу, которая порой делалась несколько навязчивой, малыши же, неоднократно выслушав рассказ об их злоключениях, пришли к выводу, что потеряться в лесу – это худшее из всех человеческих зол, а потому даже носики не высовывали за главные ворота: вдруг ни с того ни с сего спустится ночь и из темноты явятся страшные черные коровы.

– Не может такое счастье длиться вечно, – рассудила миссис Джо, ибо долгие годы воспитания мальчиков научили ее одному: такие периоды затишья неизменно заканчиваются взрывом, поэтому, если женщина менее мудрая и могла бы прийти к выводу, что у мальчиков выросли ангельские крылышки, миссис Джо мысленно готовилась к извержению домашнего вулкана. Одной из причин этого долгожданного затишья стал визит маленькой Бесс: родители привезли ее на неделю, а сами поехали навестить дедушку Лоренса – тому нездоровилось. Мальчики считали Златовласку помесью девочки, ангела и феи, ибо она была прелестным созданием, а золотистые волосы, унаследованные от белокурой мамы, окутывали ее блистающим плащом, из-под которого она улыбалась своим поклонникам, когда была в настроении, и под которым пряталась в минуты обиды. Стричь ее локоны отец не позволял, и они спускались ниже пояса, такие мягкие, гладкие и блестящие, что Деми утверждал: это шелк, прямо из кокона. Все восхищались маленькой принцессой, однако ей это, похоже, не шло во вред, а лишь учило тому, что там, где она появляется, начинает сиять солнышко, а потому она всем улыбалась в ответ, а ее детские невзгоды наполняли все сердца нежностью и состраданием.

Сама того не сознавая, она осеняла своих маленьких подданных большей благодатью, чем большинство настоящих монархов, ибо правила ласково, и власть ее была ощутимой, но незримой. Благодаря природной опрятности, она все делала очень аккуратно, что благотворно влияло на маленьких нерях. Она никому не позволяла дотрагиваться до себя грубо или грязными пальцами, так что во время ее визита мыло расходовалось быстрее обычного, потому что мальчики считали за особую честь получить право поносить на руках ее высочество, и не было бесчестия худшего, чем презрительное распоряжение:

– Отойди, грязнуля!