Эмиль своим зорким взглядом тут же подметил облачко дыма, реявшее над люком, над которым не должно было быть никакого дыма, – и сердце на миг остановилось, потому что в голове мелькнуло страшное слово: «Пожар!» Но он тут же взял себя в руки и, покидая дам, размеренно произнес:
– Курение там запрещено, пойду положу этому конец.
Но, едва скрывшись из виду, он переменился в лице и прыгнул в люк: губы его искривились в невеселой улыбке, и он подумал: «Если на судне пожар, всё за то, что морское дно действительно станет мне могилой».
Отсутствовал он несколько минут, а когда снова вылез, задыхаясь от дыма, то был бледен, насколько может быть бледен очень загорелый человек, но при этом собран и невозмутим; он отправился на доклад к капитану.
– Пожар в трюме, сэр.
– Не пугайте женщин, – таким было первое распоряжение капитана Харди.
После этого они пошли выяснять, насколько силен коварный враг и возможно ли его одолеть.
«Бренда» перевозила легковоспламеняющийся груз, и, несмотря на то что трюм буквально залили водой, скоро стало ясно, что судно не спасти. Дым повсюду пробивался сквозь доски палубы, а посвежевший ветер превратил тлеющее пламя в бушующее – языки его тут и там вырывались на поверхность, провозглашая суровую истину столь откровенно, что скрыть ее оказалось невозможно. Миссис Харди и Мэри проявили стойкость, когда им объявили, что они должны быть готовы покинуть судно по первому требованию. Стремительно подготовили шлюпки, матросы старательно законопатили все отверстия, через которые мог вырваться огонь. Скоро несчастная «Бренда» превратилась в плавучую топку, и прозвучал приказ: «В шлюпки!» Первыми, разумеется, сошли женщины – по счастью, на этом торговом судне других пассажиров не было, а потому обошлось без паники, – и вот шлюпки одна за другой отчалили. Та, в которую посадили женщин, дожидалась поблизости – капитан намеревался покинуть судно последним.
Эмиль оставался с ним рядом, пока капитан его не отослал: повиновался он неохотно, однако, как оказалось, на свое счастье, ибо как только он спустился в шлюпку, качавшуюся на волнах далеко внизу – ее наполовину скрывало облако дыма, – мачта, подсеченная пламенем, что бушевало во чреве судна, с треском обрушилась, сбросив капитана Харди за борт. Шлюпка быстро подошла к нему – он вынырнул из-под обломков, Эмиль спрыгнул в воду и спас его, ибо капитан был ранен и без сознания. После этого несчастного случая командование перешло к молодому человеку, и он тут же приказал матросам грести изо всех сил, ибо в любой момент мог прогреметь взрыв.
Остальные лодки были вне опасности, дожидались рядом, чтобы не пропустить изумительное, хотя и трагическое зрелище – пылающее судно, брошенное на просторе моря: огонь озарял тьму и отбрасывал рдяные отсветы на воду, на которой тут и там виднелись хрупкие шлюпки с бледными от страха лицами – все повернулись к обреченной «Бренде», которая медленно погружалась в свою водяную могилу. Финала, впрочем, не видел никто, ибо ветер отбросил зрителей прочь и разметал в разные стороны – и некоторых новая встреча ждет только тогда, когда море вернет своих мертвецов.
Шлюпка, за судьбой которой нам предстоит наблюдать, к рассвету оказалась в одиночестве, а перед уцелевшими предстала вся опасность их положения. Воду и пищу погрузить успели, равно как и, по возможности, все необходимое для удобства и безопасности; но было совершенно очевидно, что с двумя женщинами, тяжелораненым и семью матросами провизии надолго не хватит – жертвы кораблекрушения срочно нуждались в помощи. Единственная их надежда состояла в том, что им встретится какое-то судно, хотя крепкий ветер, дувший всю ночь, унес их далеко от морских путей. Все цеплялись за эту последнюю надежду и коротали томительные часы, разглядывая горизонт и подбадривая друг друга предсказаниями скорого спасения.
Второй помощник Хоффман проявлял чудеса храбрости и сноровки, хотя неожиданно свалившаяся на него ответственность и давила на плечи; положение капитана представлялось безнадежным, горе его несчастной супруги разрывало сердце, а слепая вера юной девушки в способность молодого моряка их спасти говорила ему о том, что поколебать эту веру нельзя ни единым проявлением страха или сомнения. Матросы пока охотно подчинялись приказам, однако Эмиль знал, что голод и отчаяние способны превратить их в свирепых животных – и тогда ему придется прибегнуть к суровым мерам. И вот, собрав в кулак всю свою волю, он держался с несокрушимым мужеством, бодро говорил о том, что шансы на спасение велики, – в результате именно к нему все инстинктивно тянулись за поддержкой и советом.