Маленькие женщины. Хорошие жены

Джо пошла туда, готовая с благоговением преклониться перед великими людьми, которых она с юношеским энтузиазмом почитала издалека. Но в тот вечер её преклонению перед гением был нанесён сильный удар, и ей потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от открытия, что великие создания, в конце концов, были всего лишь обычными мужчинами и женщинами. Представьте себе её смятение, когда она украдкой бросила взгляд робкого восхищения на поэта, чьи строки наводили на мысль о неземном существе, питающемся только «духом, огнём и росой», и увидела, как он поглощает свой ужин с таким пылом, что к его интеллектуальному лицу приливает кровь. Отвернувшись от него, как от поверженного идола, она сделала другие открытия, которые быстро развеяли её романтические иллюзии. Великий романист с регулярностью маятника придвигался то к одному, то к другому графину; знаменитый теолог открыто флиртовал с одной из мадам де Сталь[114] своего времени, которая бросала уничтожающие взгляды на вторую Коринну[115], которая, в свою очередь, добродушно высмеивала её, одолев свою соперницу в попытках захватить внимание мудрого философа, который пил чай по-джонсоновски[116] и, казалось, дремал, так как болтливость этой леди не давала ему возможности вставить хоть слово. Знаменитые учёные, забывшие о своих моллюсках и ледниковых периодах, судачили об искусстве, с присущей им энергией поглощая устриц и мороженое; молодой музыкант, очаровавший город, как второй Орфей, – обсуждал лошадей; а представитель британской знати, присутствовавший на встрече, оказался самым заурядным человеком.

Не прошло и половины вечера, как Джо почувствовала себя настолько разочарованной, что села в углу, чтобы прийти в себя. Вскоре к ней присоединился мистер Баэр, тоже чувствовавший себя неловко, и через какое-то время несколько философов, каждый оседлав своего конька, подошли вразвалочку, чтобы провести интеллектуальный турнир в укромном уголке. Их беседа была за пределами понимания Джо, но она ей понравилась, хотя Кант и Гегель были для неё неведомыми божествами, Субъективное и Объективное – непонятными терминами, а единственным, что «возникло в её внутреннем сознании», была сильная головная боль после того, как всё закончилось. Постепенно до неё стало доходить, что мир разбирается на куски и собирается воедино на новых и, по словам ораторов, бесконечно лучших, чем раньше, принципах, что религию вполне можно обоснованно превратить в ничто, а интеллект должен стать единственным Богом. Джо понятия не имела ни о философии, ни о метафизике, но необычное волнение, отчасти приятное, отчасти болезненное, охватило её, когда она слушала и ощущала, что её уносит во времени и пространстве, как новый воздушный шарик, выпущенный из рук на празднике.

Она огляделась, чтобы посмотреть, что об этом думает профессор, и обнаружила его смотрящим на неё с самым мрачным выражением лица, которое она когда-либо замечала у него. Он покачал головой и поманил её за собой, но в этот момент она была очарована свободой спекулятивной философии и не двинулась с места в попытке выяснить, на что намеревались опереться эти мудрые джентльмены после того, как они уничтожат все старые верования.

Что ж, мистер Баэр был застенчивым человеком и не спешил высказывать свои собственные взгляды, но не потому, что они были непостоянными, а потому, что они были слишком искренними и серьёзными, чтобы их можно было изложить без труда. Когда он перевёл взгляд с Джо на нескольких других молодых людей, привлечённых яркостью философских фейерверков, он нахмурил брови и испытал сильное желание заговорить, опасаясь, что какая-нибудь легковоспламеняющаяся молодая душа может быть сбита с толку пиротехническими ракетами и обнаружит, когда представление закончится, что у неё осталась только палочка или обожжённая рука.

Он терпел это сколько мог, но когда к нему обратились с просьбой высказать своё мнение, он вспыхнул искренним негодованием и начал защищать религию со всем красноречием истины – красноречием, которое сделало его ломаный английский музыкальным, а его некрасивое лицо – прекрасным. Бой был тяжёлым, потому что эти интеллектуалы хорошо спорили, но он не признавал себя побеждённым и стоял на своём, как настоящий мужчина. Каким-то образом, пока он говорил, мир снова упорядочился для Джо. Старые убеждения, которые продержались так долго, показались ей лучше новых. Бог не был слепой силой, и бессмертие было не красивой сказкой, а благословенным фактом. Она почувствовала, как будто у неё снова появилась твёрдая почва под ногами, и едва мистер Баэр оборвал речь, когда его переспорили, но ни на йоту не убедили, Джо захотелось захлопать в ладоши и поблагодарить его.