– Она была добра, но не в том смысле, и ей повезло, что она меня не любит, раз я такой никчёмный парень, каким ты меня считаешь. Хотя это её вина, и можешь ей это передать. – Когда он это сказал, его взгляд снова стал жёстким и горьким, и это встревожило Эми, потому что она не знала, какой бальзам пролить на его душу.
– Я была не права, но я ничего не знала. Мне очень жаль, что я так рассердилась, но я не могу не желать, чтобы ты перенёс это легче, Тедди, дорогой.
– Не надо, этим именем называла меня она! – И Лори быстрым жестом поднял руку, чтобы остановить слова, сказанные тоном как у Джо: наполовину добрым – наполовину укоризненным. – Подожди, пока сама не испытаешь того же, – добавил он тихим голосом, вырывая пучки травы целыми пригоршнями.
– Я бы приняла это мужественно, и меня бы зауважали, если бы не могли полюбить, – сказала Эми с решимостью человека, который совершенно не разбирался в этих вопросах.
Что ж, Лори льстил себе мыслью, что перенёс это разочарование на удивление хорошо, не издавая ни стона, не прося сочувствия и увезя с собой свою беду, чтобы пережить её в одиночестве. Нотация Эми осветила этот вопрос с новой стороны, и пасть духом при первой неудаче, замкнувшись в угрюмом безразличии, впервые показалось ему проявлением слабости и эгоизма. Он почувствовал себя так, словно внезапно очнулся от печального сна и обнаружил, что больше не может заснуть. Наконец он сел и тихо спросил:
– Как ты думаешь, Джо стала бы презирать меня так же, как ты?
– Да, если бы она увидела тебя сейчас. Она ненавидит лентяев. Почему бы тебе не сделать что-нибудь исключительное и не заставить её полюбить тебя?
– Я сделал всё, что мог, но это было бесполезно.
– Ты имеешь в виду, хорошо окончить колледж? Это было не больше, чем следовало бы сделать ради твоего дедушки. Было бы позорно провалиться, потратив столько времени и денег, когда все знали, что ты в состоянии преуспеть.
– Я и правда провалился, что бы ты ни говорила, потому что Джо меня не любит, – начал Лори, уныло подпирая голову рукой.
– Нет, не провалился, и ты признаешь это в конце концов, потому что это пошло тебе на пользу и доказало, что ты мог бы чего-то добиться, если бы постарался. Если бы ты только поставил перед собой какую-нибудь другую цель, ты бы скоро снова стал самим собой, бодрым и счастливым, и забыл бы о своих невзгодах.
– Это невозможно.
– Попробуй, и увидишь. И не нужно пожимать плечами, думая: «Много она знает о таких вещах». Я не претендую на мудрость, но я наблюдательна и замечаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Меня интересует опыт людей, их противоречивость, и хотя я не могу всего этого объяснить, я запоминаю и использую это в своих интересах. Люби Джо хоть всю жизнь, если хочешь, но не позволяй этому чувству испортить тебя, потому что нехорошо отбрасывать так много славных даров только из-за того, что ты не можешь получить желаемое. Ну вот, я больше не буду читать тебе морали, так как знаю, что ты проснёшься и будешь вести себя как мужчина, вопреки этой жестокосердной девчонке.
Несколько минут оба молчали. Лори сидел, вертя маленькое колечко на пальце, а Эми наносила последние штрихи на торопливый набросок, над которым работала, пока говорила. Затем она положила листок ему на колени, спросив только:
– Что скажешь?
Он взглянул, а затем улыбнулся, так как не мог сдержать улыбки, ведь эскиз был выполнен великолепно: вытянутая фигура лениво лежит на траве с апатичным выражением лица и полузакрытыми глазами, держа в руке сигару, от которой исходит маленький клуб дыма, окутывающий голову мечтателя.
– Как ты хорошо рисуешь! – сказал он, искренне удивляясь и радуясь её мастерству, и добавил, усмехнувшись: – Да, это я.
– Какой ты есть сейчас. А вот таким ты был. – И Эми положила ещё один эскиз рядом с тем, который он держал в руках.
Рисунок был сделан далеко не так хорошо, но в нём были жизнь и дух, которые искупали множество недостатков, и он так ярко напоминал о прошлом, что внезапная перемена промелькнула на лице молодого человека, пока он разглядывал этот эскиз. Это был всего лишь карандашный рисунок Лори, укрощающего лошадь. Шляпа и пальто были сняты, и каждый изгиб энергичной фигуры, решительное лицо и властная поза были полны силы и значения. Красивое животное, только что укрощённое, стояло, выгнув шею под туго натянутыми поводьями, нетерпеливо постукивая одной ногой по земле и навострив уши, словно прислушиваясь к голосу человека, который одолел его. Во взъерошенной гриве коня, в развевающихся волосах и прямой осанке всадника было что-то говорившее о внезапно прерванном движении, о силе, мужестве и юношеской жизнерадостности, которые резко контрастировали с расслабленной грацией эскиза «Dolce far niente». Лори ничего не сказал, но Эми заметила, что, переводя взгляд с одного рисунка на другой, он покраснел и сжал губы, как будто прочитал и воспринял небольшой урок, который она ему преподала. Она осталась довольна и, не дожидаясь, пока он заговорит, сказала своим обычным жизнерадостным тоном: