Ослабевшие пальцы Бет никогда не знали покоя, и одним из её развлечений было мастерить маленькие вещицы для школьников, ежедневно проходивших мимо дома, бросать из окна варежки для пары посиневших от холода рук, игольницу для какой-нибудь маленькой мамы множества кукол, перочистки для юных писцов, с трудом пробирающихся сквозь дебри крючков и палочек, альбомы с вырезками для глаз, любящих рассматривать картинки, и всевозможные милые приспособления, пока дети, вынужденные взбираться по лестнице учений, не обнаружили, что их путь усыпан цветами, и не стали считать нежную дарительницу своего рода феей-крёстной, которая сидела наверху, осыпая их подарками, чудесным образом соответствующими их вкусам и потребностям. Если Бет и хотела какого-то вознаграждения, она находила его в светящихся от радости маленьких лицах, всегда обращённых к её окну с кивками и улыбками, и в забавных коротких письмах, приходивших к ней полными клякс и слов благодарности.
Первые несколько месяцев были очень счастливыми, и Бет часто оглядывала свою залитую солнцем комнату, говоря: «Как красиво!», когда все домашние собирались вместе у неё, дети пихались и шумели на полу, мать и сёстры сидели рядом за работой, а отец читал своим приятным голосом некоторые места из мудрых старых книг, которые, казалось, содержали много добрых и утешительных слов, таких же актуальных сейчас, как и столетия назад, когда они были написаны, – комната превратилась в маленькую часовню, где отец-священник учил свою паству трудным урокам, которые все должны усвоить; он пытался показать, что любовь может утешить надежда, а смирение становится возможным благодаря вере. Это были простые проповеди, проникавшие прямо в души тех, кто их слушал, ибо отец был священником Бога, и частая дрожь в голосе делала более красноречивыми слова, которые он произносил или читал.
Это умиротворение явилось для всех них благом, чтобы подготовить их к грядущему скорбному часу, так как со временем Бет стала чаще говорить, что швейная игла «такая тяжёлая», а затем отложила её навсегда. Разговоры стали утомлять её, лица окружающих – беспокоить, боль всё сильнее заявляла о себе, и безмятежный дух Бет был печально омрачён недугом, терзавшим её слабую плоть. Увы! Какими тяжкими были дни, какими бесконечно долгими – ночи, как болели сердцем и как страстно молились те, кто любил её больше всего, когда они были вынуждены видеть исхудавшие руки, умоляюще протянутые к ним, и слышать горький крик: «Помогите мне, помогите!», понимая, что помочь ей нельзя. Печальное помрачение безмятежной души, острая борьба молодой жизни со смертью – и то, и другое было милосердно кратким, а затем естественное сопротивление закончилось, прежняя умиротворённость Бет вернулась к ней, сделав её ещё более прекрасной, чем когда-либо. С разрушением её хрупкого тела душа Бет окрепла, и хотя она мало говорила, окружающие чувствовали, что она готова, видели, что первый призванный пилигрим был самым достойным, и ждали вместе с ней на берегу, пытаясь увидеть лучезарных существ, которые придут, чтобы принять её к себе, когда она переправится через реку.
Джо не отходила от неё ни на час с тех пор, как Бет сказала: «Я чувствую себя сильнее, когда ты со мной». Она спала на кушетке в комнате Бет, часто просыпаясь, чтобы поддерживать огонь в камине, накормить, поднять или обслужить терпеливое существо, которое редко о чём-либо просило, «стараясь не доставлять хлопот». Весь день она бродила по комнате, ревнуя к любой другой сиделке и гордясь тем, что выбрали её, больше, чем любой другой честью, которая когда-либо выпадала на её долю в жизни. Для Джо это были драгоценные и полезные часы, ибо теперь её сердце проходило ту школу, в которой нуждалось. Уроки терпения были преподаны ей так деликатно, что она не могла не усвоить их: милосердие ко всем, прекрасная натура, которая может простить и по-настоящему забыть любое зло, верность долгу, облегчающему самые большие трудности, истинная преданность безбоязненной и безоговорочной вере.
Просыпаясь, Джо часто обнаруживала, что Бет читает свою потрёпанную книжечку, слышала, как сестра тихо поёт, чтобы скоротать бессонную ночь, или видела, как она закрывает лицо ладонями, и её слёзы медленно струятся сквозь прозрачные пальцы, и Джо лежала, наблюдая за ней, слишком глубоко задумавшись, чтобы плакать, чувствуя, что Бет по-своему, непосредственно и неэгоистично пытается отучить себя от дорогой ей прежней жизни и подготовить себя к миру иному с помощью священных утешительных слов, тихих молитв и музыки, которую она так любила.