Маленький чайный магазинчик в Токио

Взглянув еще раз, он мысленно представил ее лицо в кадре; из нее получился бы хороший объект для съемки, если она не будет знать о камере. Эта ее застенчивость, которую он заметил, когда впервые увидел в аэропорту. Эта черта вызвала у него интерес, и тогда он даже было подумал ее сфотографировать. Но нет… Он больше не искал новую модель или музу. Ничего подобного… Просто выполнял ту работу, о которой его просили. Зарабатывал большие деньги. Спасибо репутации! Сейчас он просто действовал по накатанной, и если кто-то об этом и догадывался, то вежливость не позволяла ему об этом открыто сказать. Зачем пытаться прыгнуть выше головы…

Они шли по густо заросшему парку в тишине, сопровождаемые трелями птиц и тяжелым ароматом деревьев. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, оставляя замысловатые пятнистые узоры на широких дорожках.

– Здесь так спокойно, – наконец сказала Фиона. – Чувствую одухотворенность.

– Подожди, когда дойдем до храма. Он был установлен как памятник императору Мэйдзи, который умер в 1912 году.

– Значит, он не такой уж древний?

– Совсем не древний. Его разрушили во время воздушных налетов во Вторую мировую войну, но полностью восстановили в 1958 году.

Они шли по тропинке, что петляла между деревьями, а потом, как раз перед поворотом, за которым открывался вид на тории, Гейб остановился и успел достать камеру.

– Ого… – сказала Фиона, когда увидела огромные деревянные стойки, на которых держались перекладины. На ее лице отразилось искреннее удивление. Нажатием кнопки он смог запечатлеть блеск в ее глазах и губы, идеально сложившиеся в букву «о».

– Тории – это врата, отмечающие переход из обыденного мира в священный, – объяснил он и стал наблюдать, как она обдумывает эту информацию с нежной улыбкой на губах. Он обратил внимание, что рот у нее немного великоват для ее лица.

Она с благоговейным молчанием смотрела вверх, когда они проходили между двумя стойками.

– Вот оно! Именно здесь я хочу сфотографировать людей, которые видят это в первый раз! Идеальное место!

– Может, все же взглянешь на остальную часть храма, прежде чем примешь решение?

– Нет, это оно! Внушает благоговейный трепет. Уникальное сооружение… Я никогда раньше не видела ничего подобного. Это место буквально говорит: «Япония». Хотя показать его масштаб и размер будет непросто, – она еще сильнее запрокинула голову. – Еще хочу, чтобы вошло небо. И чтобы много людей смотрели вверх.

Она присела на землю, так что низ ее джинсов коснулся еще влажной травы, и направила камеру вверх. Его губы дернулись: сразу вспомнил молодого себя, когда изгибался под странными углами, свисал с деревьев, забирался на заборы – ради той самой картинки в видоискателе.

– Только не ложись, – предупредил он, когда она начала наклоняться вперед. – Промокнешь же!

Она скорчила гримасу:

– Но…

Со смехом, хотя немного печальным, он поднял руки, вспоминая, как и его когда-то охватывал подобный пыл.

– Да знаю, знаю… Так лучше всего. Но ты промокнешь насквозь. И еще рано. Вокруг не так уж много людей. Потом станет оживленнее.

– Я хочу выровнять кадр. Потом высохну.

Ее надутые губы позабавили его – нелегко оторвать взгляд от такого рта, – и он снова рассмеялся.

– Слушай, дай мне свою камеру, – он протянул руку. – Сделай стойку на руках, закинь ноги мне на плечи, я тебя подержу, а ты сделаешь несколько пробных снимков… посмотрим, подойдет ли такой угол обзора.

– Что?! – Она уставилась на него. – Не буду я этого делать…

– Поживи с мое, – поддразнил он. – Никогда не знаешь, за что можно урвать награду.

– Ты же меня уронишь!

Он пожал плечами:

– Да какое вообще удовольствие от легко снятого кадра? Искусство требует жертв! – Она подняла одну изящную золотистую бровь. – Давай! Я требую!

– Ой, да сколько тебе лет?

– Достаточно, чтобы знать, как сделать лучше, – он ухмыльнулся; ей было все сложнее сопротивляться.

– Нет, – она покачала головой. – Безумство какое-то! Да к тому же я не делала стойку на руках, наверное, со школы. Боюсь, еще ударю тебя по лицу или собью с ног.

– Но держу пари, ты сейчас занимаешься пилатесом или йогой, чем-то таким?

Такие длинные ноги и руки, стройное атлетическое телосложение – она должна была заниматься чем-то подобным…

– Разве ты не заметил, какая я неуклюжая?

– Нет… Неуклюжая? Не заметил…

Она уставилась на него с неподдельным замешательством на лице.

– Что?

– Ничего, – она пожала плечами. – Я чувствую себя неуклюжей. В школе я всегда была самая высокая. Всегда не к месту. И здесь я возвышаюсь над местными женщинами.

– Это не делает тебя неуклюжей.

– Никогда не знаю, что делать со своими ногами, – она снова пожала плечами. – Вот и… и мама говорит, что я нескладная. Всегда чувствую себя… какой-то не такой.

На этот раз он с удивлением посмотрел на нее.

– Ну нет! – Это прозвучало несколько решительней, чем ему хотелось, и он добавил более спокойно: – На самом деле ты очень даже грациозна.