Маленький чайный магазинчик в Токио

Честно говоря, прошло много времени с тех пор, как Гейб в последний раз бывал в храме или в подобном месте. Он давным-давно перестал изображать из себя туриста в Японии, и теперь его терзало сожаление, как заноза, только что вонзившаяся под кожу. Его захлестнули эмоции от этой безмолвной атмосферы почтения. Пришедшие сюда, как местные, так и туристы, отдавали дань уважения – это заставило его чувства пробудиться ото сна. Японцы такое большое значение придают уважению, с таким почтением относятся к людям – он так этим восхищался, когда только приехал сюда. Даже такого закоренелого циника, как он, не могли не тронуть молитвенные доски: на стенах висели маленькие деревянные прямоугольники с молитвами посетителей. Когда впервые приехал в эту страну, он был очарован духовной стороной жизни японцев. В этот храм его привела Харука, и после бешеного темпа Лондона это пролило бальзам на душу. Япония принесла ему покой и новую цель в фотографии. Воспоминания о тех первых днях вихрем пронеслись у него голове, и на душе стало тепло.

Фиона рассматривала все вокруг с присущими ей спокойствием и размеренностью: тщательно присматривалась, прежде чем достать камеру. Она остановилась перед молитвенной стеной, наблюдая, как молодая женщина поклонилась, а затем повесила деревянную молитвенную доску на крючок перед собой. Когда они встретились взглядами, Фиона ей поклонилась и опустила камеру, подождав, пока женщина отойдет, а затем в нерешительности отступила, задумчиво нахмурившись.

– Разве ты не хочешь сфотографировать молитвенную стену? – спросил он.

– Нет. Увидев эту женщину, мне вдруг показалось, что я вторгнусь в личную жизнь, – она посмеялась сама над собой. – Хоть они и на виду у всех. Это кажется неправильным. Непочтительно. Молитва – это личное дело… даже если она публичная… Наверное, звучит глупо?

– Нет. Это звучит очень по-японски. Думаю, Харука гордилась бы тобой.

Фиона широко улыбнулась.

– Вижу, она и тебя околдовала, – проворчал он, направляя ее к главному храму.

– Она… такая невероятная, – сказала Фиона. – Вчера вечером она показала мне свой сад. Там так красиво!

Ее телефон зажужжал, и она закатила глаза, сжав губы.

– Озабоченный поклонник? – спросил он, заинтригованный. По дороге к храму от ворот тории она несколько раз доставала телефон и засовывала его обратно в карман.

– Если бы! – сказала она, нахмурившись. – Просто моя мама.

– Кажется, она о тебе беспокоится. Мамы, они такие… Ты далеко от дома.

С улыбкой он подумал о своих родителях. Слава богу, что есть видеосвязь! Он разговаривал с ними по крайней мере раз в неделю, несмотря на то, что папа настойчиво сообщал ему о каждом унылом выступлении «Плимута Аргайла» в «Хоум-парке».

– Хм, она не обо мне беспокоится… Просто ей кажется, что у нее инсульт.

Повисло молчание, пока он пытался связать воедино эти тревожные слова и какое-то крамольное спокойствие на ее лице.

– Инсульт?!

Это же серьезно. А Фиона казалась удивительно спокойной.

– Может, надо позвонить ей или… не знаю? Убедиться, что с ней все в порядке?

В прошлом году у его отца был небольшой сердечный приступ, и хотя врачи заверили, что с ним все в порядке, Гейб улетел домой следующим же рейсом.

Уставившись на свои руки, она с тихим вздохом выдохнула.

– Да все с ней в порядке…

– Звучит не совсем убедительно.

– Обычное дело! Всегда так бывает, когда я делаю то, чего она не хочет.

– О… но что, если?..

– Если хочешь напомнить мне притчу про мальчика, который кричал «волки!», не надо. Плавали – знаем.

– Что? У нее правда был инсульт?

– Нет, но у нее был как-то небольшой приступ. Она не принимала лекарства. У нее высокое давление. Доктор ее предупредил. Все, что я могу сделать, это убедиться, что она принимает таблетки. Я напоминаю ей об этом каждый день. Извини, должно быть, я кажусь бессердечной. Просто это продолжается уже долгое время. Моя мама немного страдает ипохондрией. На самом деле мне надо бы ей посочувствовать, потому что это все из-за одиночества и слишком большого количества свободного времени.

– Ты все еще живешь с мамой?

– На данный момент, да. Пока я не смогу позволить себе съехать. Когда я думаю об этом, то меня одолевает чувство вины – она же тогда останется совсем одна!

– Большая ответственность… Видимо, она поздно тебя родила…

Фиона печально рассмеялась:

– Моей матери всего сорок восемь.

После этих слов он поднял бровь. Да она еще молода!

– Знаю, но она недовольна тем, как сложилась ее жизнь. Мой отец умер, когда я была маленькой. Он должен был заботиться о ней.

– А теперь ты должна это делать, – продолжил он, собирая ее историю воедино.

Она пожала плечами:

– Как-то так…

– Ты же можешь выключить телефон.

– А что, если по-настоящему что-то случится? – Она снова теребила свою косу, перекатывая кончик волос между пальцами.

– Отсюда ты мало что можешь сделать. – Он ободряюще улыбнулся ей, но она смотрела куда-то мимо него, ее взгляд расфокусировался.

– Если она не дозвонится до тебя, то всегда можно вызвать службу спасения.

Фиона поджала губы и снова сосредоточилась на его лице.

– Может быть, пойдем и посмотрим на храм?