Маленький чайный магазинчик в Токио

Стыдясь за то, как он вел себя в прошлый раз, он наблюдал, как Харука осторожно ставит бамбуковую чашку обратно точно под тем же углом. Она очень гордилась своим делом; здесь веками учились, и это заслуживало уважения. Но он не очень-то нравился себе, когда был с Юми. Его родители тоже не особенно бы им гордились, если бы знали, какой на самом деле была его жизнь. У Салли и Джима из пригорода Эшера был прочный и надежный брак, как «Тапервер». В отличие от них он разъезжал по миру благодаря своей головокружительной, захватывающей, гламурной карьере. Было легко произвести на них впечатление своим успехом, своими ранними достижениями, но где-то на этом пути он потерял из виду ценности, с которыми вырос. Когда он звонил родителям, то рассказывал о работе, о том, какую кинозвезду он фотографировал в последний раз, вместо того чтобы честно признаться, что потерял страсть к фотографии и вообще устал от жизни. Им было грустно за него, когда он расстался с Юми, но он не рассказал правду о том, как низко пал за это время. Оптимистичная, бесконечно жизнерадостная Салли и прагматичный Джим не занимались самобичеванием. Они не были знакомы с Юми, но в глубине души он знал, что хотя они бы не сказали ему ни слова, но не одобрили бы его выбор. И до сих пор он по-настоящему не понимал, насколько хорош «Тапервер».

Харука отполировала деревянную бамбуковую палочку и отмерила идеально ровную порцию чая матча. В каждом ее движении ощущалась четкая цель. Она оттачивала мастерство годами и полностью контролировала все, что делает. Была абсолютно уверена в каждом элементе церемонии. Она абсолютно точно знала, что будет дальше. «Уверенность, – подумал он, – дарит надежду…»

И это заставило его еще раз подумать о своей цели.

Что он делал со своей жизнью? Ужин с Юми был катастрофой. Она злилась, что Кен к ним не присоединился – сразу стало понятно, в чем была настоящая причина ее поездки в Киото. Когда же он перестанет ее преследовать? Любит ли он ее? Он заботился о ней, беспокоился о ней. А она вышла замуж и была так несчастлива. На публике она храбрилась, но наедине с ним позволяла правде выплеснуться наружу. Как она была одинока, как Мейко никогда не уделял ей должного внимания, его заботили только деньги.

На другом конце комнаты Фиона приняла чай от Сэцуко, милая улыбка преобразила торжественную сосредоточенность на ее лице. Его озарило. Последние пару дней с Фионой он был… более человечным. Как будто он возвращался к жизни. Она бросала ему вызов, злила его, заставляла смеяться, заставляла думать. Он был точно уверен, что снимки Кена Акито, которые он сделал, были лучшими за последний год. Благодаря ей? И он сделал несколько отличных ее снимков, на которые ему до смерти хотелось взглянуть поближе. Было что-то притягательное в ее выразительном лице.

Прямо сейчас на ее лице было выражение невыносимой печали, за которым быстро последовало смирение. Что их вызвало? Что бы она сказала, если бы узнала, как ему непреодолимо хочется ее обнять и заверить, что все будет хорошо?

– Привет, заходи! – Гейб вскочил, когда Фиона осторожно постучала по экрану из рисовой бумаги на двери сёдзи в его мастерскую, а он сразу почувствовал облегчение. Последний час он постоянно поглядывал на часы – боялся, что она не придет.

– Я хотела посмотреть фотографии Кена, – сказала Фиона и села на стул рядом с ним, что его слегка удивило. В поезде, когда она большую часть времени глядела в окно, у него создалось впечатление, что она предпочла бы сидеть рядом со скунсом.

– Мы тут сделали несколько хороших снимков. – Он наклонился к экрану и щелкнул мышкой по нужной папке.

– Мы?..

Его рука замерла над мышкой. Мы. Само как-то вырвалось…

– Да! Командная работа! Раньше-то у меня не было ассистента. Ты оказала неимоверную помощь. – Не углубляясь в анализ этой оговорки, он быстро перевел тему: – Так что ты про них думаешь?

Она просматривала изображения, а он наблюдал за ее лицом – ему отчего-то нестерпимо хотелось услышать ее мнение. Он не сомневался, что самый лучший снимок Кена был тот, где он, поставив локти на колени и подперев руками лицо, широко раскрыл рот и непринужденно смеялся. Один из тех редких моментов, упусти который, Гейб корил бы себя вечно.

– Вот этот, – она указала и тут же опустила палец. – Невежливо тыкать пальцем, но определенно именно этот, – добавила она с несвойственной ей уверенностью.

Его распирало от гордости: у нее просто глаз-алмаз! Понимает, из чего состоит картинка, что делает ее необычной.

– Согласен… Думаю, Кену тоже понравится. Еще подумываю отправить вот эти.

Он пролистал еще пару снимков: на одном Кен улыбается в камеру в той же позе, но уже более серьезный, чем на снимке, где он смеется, но все так же видна его индивидуальность – добрые, участливые глаза смотрят прямо в объектив; на другом Кен откинулся назад, положив руку на спинку дивана, расслабленный и спокойный, как будто ждет, что с минуту на минуту к нему подсядет друг.

– И эти очень достойные.

– Согласен… Должно быть, ты меня вдохновила!