Она расправила комбинезон и повесила его на вешалку в ванной. Он не сильно помялся, горячий душ должен помочь. Затем она рассмотрела кожаную куртку, примерила ее и повертелась перед зеркалом, пытаясь изобразить секс-диву. Куртка великолепна, но вот в себе Фиона уверена не была, хотя ей правда хотелось выглядеть, как девушка, которая встречается с такими, как Гейб.
Быстрый душ вернул ее к жизни, и теперь она сушила волосы, чтобы потом облачиться в новый наряд. Тревога копилась в груди, будто бабочки, что собирались на закате. Когда Фиона наконец осмелилась взглянуть на себя в зеркало, они молниеносно разлетелись. С улыбкой она кивнула своему отражению. В кои-то веки она была похожа на девушку, которая носит кожаные куртки. Умело орудуя щеткой и феном, она сделала укладку, а тушь для ресниц, дымчатые тени для век и насыщенно-розовая помада (это все, что было в ее арсенале для макияжа) эффектно ее преобразили. Бабочки теперь сходили с ума. Она действительно это делала?
Внезапно Гейб постучал в дверь – Фиона даже подпрыгнула! Она напоследок еще раз взглянула на себя в зеркало. «Ты делаешь это! Дева-воительница! Валькирия!» – одними губами произнесла она своему отражению, вздернув подбородок, а затем, повернувшись, взяла сумку и новую кожаную куртку.
Рекламщики и их невротические клиенты могут вывести из себя кого угодно, а Гейб только что закончил последний телефонный разговор на сегодня. Хоть гостиничный номер был достаточно просторным, но у Гейба он грозил вызвать клаустрофобию – ему хотелось кого-нибудь ударить. Он оставил себе десять минут на душ, в котором отчаянно нуждался, чтобы хоть немного попытаться смыть с себя разочарование. Почему эти рекламщики считают, что дурацкие гостиничные номера или люксы – единственное место для фотосессии? Неужели сейчас никто не хочет быть оригинальным? Последние полчаса он потратил на то, чтобы убедить пиарщицу студии, выпускающую энную версию «Росомахи», что съемки в Лондонском зоопарке – вот что будет выразительно! Он же не предлагал, чтобы этот чертов актер залез в вольер со львами или позировал с тигром…
Все прекрасное предвкушение, накопившееся за утро, проведенное на свежем воздухе, исчезло, и теперь он был раздражительным и сердитым. Едва ли это справедливо по отношению к Фионе. Он остановился, представляя, какой она была сегодня утром. Такая прекрасная, она не заслуживала его, такого нервного. По правде говоря, это он ее не заслуживал… Слишком милая, невинная и полная жизни. Она достойна кого-то лучшего, кто смотрел бы на мир сквозь розовые очки.
Надо бы ему сводить ее в хороший ресторан, угостить вином и накормить изысканным угощением, но его уже тошнило от подобных заведений. От вежливых бесед и аккуратных манер. По правде говоря, ужин с Юми в «Кикунои» прошел очень скучно. Еда была божественной, этого нельзя отрицать. Ресторан потрясающий. Но радости это совсем не принесло. Зрело и напыщенно. Идеальные манеры. А сегодня вечером ему хотелось бесшабашной изакайи: пива, закусок и громкой музыки. Чего-то непринужденного… На самом деле он не мог представить Фиону в шикарном ресторане. Он мысленно перебрал сведения, которые выяснил о ней за последние десять дней – оказалось, он многое узнал! Придя в такой ресторан, она почувствовала бы себя неловко и неуютно. Гейб заметил, как она иногда замыкалась в себе или стояла на одной ноге, рассеянно потирая одну ногу другой, и при этом выглядела потерянной и беззащитной. Или поднимала подбородок, когда пыталась храбриться – это случалось чаще всего. Вдруг он понял, что так много всего в ней подметил, будто составлял каталог ее многочисленных фотографий, которые ему удалось сделать втайне от нее.
Внезапно ему захотелось пойти и снова увидеть Фиону. Он улыбнулся своему отражению. Фиона… Господи, он выглядел таким придурком! Мысли о ней, казалось, чудесным образом развеяли его плохое настроение и превратили во влюбленного идиота. Он пристально посмотрел на себя и взял ключ-карту. Действительно, влюбленный идиот. У мужчин в его возрасте уже не кружилась голова от любви, хотя если бы он оказался на скамье подсудимых, то присяжные, вероятно, вынесли бы приговор: он идиот! Да и Харука частенько так его называла.
Он постучал в дверь номера Фионы, испытывая приятное предвкушение. Он с нетерпением ждал этого вечера с ней… Дверь открылась, и… О господи! Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Золотистые волосы волнами ниспадали ей на плечи, голубые глаза стали ярче, а розовые губы – выразительней. Она была великолепна: невинная, как божество, и сексуальная одновременно.
И как идиот (а Харука-то была права!), он только и мог, что уставиться на нее, будто язык проглотил.
– Ты в-выглядишь… – он сглотнул.
Она улыбнулась.
– Спасибо!
Гейб был искренне благодарен, что она просто закрыла дверь и пошла рядом с ним, потому что он чувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой на первом свидании.