– Гарриет, он твой отец.
– Но я его не люблю!
– А я люблю, что ли? – огрызнулась Эди. – Но если они хотят и дальше быть мужем и женой, то неплохо бы им и жить хотя бы в одном штате, как думаешь?
Ужаснувшись, Гарриет замолчала, потом сказала:
– Папе все равно. Его все устраивает.
Эди фыркнула:
– Конечно, устраивает.
– А разве ты не будешь по мне скучать? Если мы переедем?
– Не все в жизни получается так, как нам бы того хотелось, – сказала Эди, будто сообщая ей какой-то утешительный, но малоизвестный факт. – Когда ты пойдешь в школу…
“Где? – думала Гарриет. – Здесь или в Теннесси?”
– поднажми на учебу. Это тебя отвлечет.
“Она скоро умрет”, – думала Гарриет, разглядывая руки Эди – с распухшими костяшками, испещренные темно-коричневыми пятнышками, будто птичьи яйца. У Либби руки были схожей формы, но белее, изящнее, с голубыми венками на тыльной стороне ладоней.
Она встряхнулась, подняла голову и, вздрогнув, увидела, что Эди пристально смотрит на нее холодным, оценивающим взглядом.
– Зря ты бросила уроки фортепиано, – сказала она.
– Это Эллисон была! – Гарриет страшно возмущало, когда Эди вот так их путала. – Я не ходила на фортепиано!
– А надо бы. Вот в чем твоя беда, Гарриет, у тебя слишком много свободного времени. Я в твоем возрасте, – продолжала Эди, – ездила верхом, играла на скрипке и сама себе всю одежду шила. Научись ты шить, глядишь, и своему внешнему виду станешь уделять побольше внимания.
– Отвезешь меня к “Напасти”? – вдруг спросила Гарриет.
Эди изумленно на нее взглянула:
– Да там и смотреть не на что.
– Ну, на то место, где он стоял. Пожалуйста! Покажешь, где это? Эди молчала. Она глядела куда-то поверх головы Гарриет отсутствующим взглядом. На дороге, сорвавшись с места, взревела машина, Гарриет оглянулась и увидела, как она, серебристо полыхнув на солнце, исчезла за углом.
– Ошиблись домом, – сказала Эди и чихнула – ап-чхи! – Слава богу. Нет, – она заморгала, вытащила из кармана салфетку, – там, возле “Напасти”, и смотреть больше не на что. Нынешний владелец – фермер, кур разводит, он нас, наверное, даже к тому месту, где дом стоял, не подпустит.
– Почему?
– Потому что он жирный старый мерзавец. Там ничегошеньки не осталось, – она рассеянно похлопала Гарриет по спине. – Ну а теперь беги-ка домой, Эди страсть как хочется поскорее снять каблуки.
– А если они переедут в Нэшвилл, можно я останусь у тебя жить?
– Гарриет! – воскликнула Эди после изумленной паузы. – Ты что же, не хочешь жить с мамой и Эллисон?
– Нет, мэм, – Гарриет внимательно глядела на Эди.
Но Эди только брови вскинула, как будто ее это все позабавило. В своей отвратительно бодрой манере сказала:
– Ох, да пройдет неделя-другая, и ты передумаешь.
У Гарриет в глазах вскипели слезы.
– Не передумаю! – завопила она, обиженно, недовольно помолчав. – Ты всегда так говоришь! Почему? Я знаю, чего я хочу, я никогда не…
– Вот поживем и увидим, – сказала Эди. – Знаешь, я тут недавно читала, как Томас Джефферсон, уже состарившись, писал Джону Адамсу о том, что многое из того, чего он всю жизнь страшился, так и не случилось. “Сколько же горя приносят нам воображаемые беды”. Или что-то в этом роде, – она глянула на часы. – Если тебя это хоть сколько утешит, то, как по мне, твою мать из этого дома торпедой не вышибешь, но это только мое мнение. Ну все, беги-беги, – поторопила она Гарриет, которая сердито глядела на нее покрасневшими глазами.
Едва они завернули за угол, как Дэнни притормозил – возле пресвитерианской церкви.
– Ухтыбожемой, – сказал Фариш. Он шумно задышал. – Это она была?
Дэнни был под таким мощным кайфом, что и слова сказать не мог, кивнул только. Ему отовсюду слышались тихенькие, пугающие звуки: дышали деревья, пели провода, похрустывая, росла трава.
Фариш развернулся, глянул в заднее окно.
– Черт, я ж тебе говорил, отыщи девчонку. Хочешь сказать, что раньше она тебе не глаза не попадалась?
– Нет, – резко ответил Дэнни.
Его аж затрясло от того, как внезапно эта девчонка на них выскочила, он ее и углядел как-то вскользь, краем глаза, как тогда, возле водонапорной башни (хотя про башню он Фаришу сказать не мог, нечего ему было делать возле башни). И вот теперь они петляли по городу без особой цели (меняй маршрут, твердил ему Фариш, всегда выезжай в разное время, поглядывай в зеркало), он завернул за угол и кого же увидел? Девчонку, которая стояла на крыльце.
Отзвуки разного эхо. Дыхание свет движение. На верхушках деревьев поблескивает тысяча зеркал. А старуха кто такая? Когда он сбавил скорость, их взгляды встретились – вспышкой, с растерянным любопытством – она поглядела на него в упор, и глаза у нее были точь-в-точь как у девчонки… На миг все вокруг исчезло.