Маленький друг

Дэнни притих, задумался. От жары у него перехватывало горло, все тело саднило от боли. Что бы такого придумать, чтоб Фариш снова на него не набросился?

– Я не смогу отсюда вести машину, – наконец сказал он. – Я сейчас выйду, схожу за бумажником, а потом мы поменяемся местами.

Дэнни внимательно следил за братом. Но Фариш на мгновение отвлекся, задумался о чем-то другом. Он развернулся, и овчарки теперь облизывали ему лицо.

– Вот эти псы, – угрожающе сказал он, уворачиваясь от бурных проявлений их любви, – эти псы мне роднее любого человека. Этих вот собак я больше всех на свете люблю.

Дэнни выжидал. Фариш лизался и обнимался с собаками, сюсюкал что-то неразборчивое. Прошла минута-другая (никакого шику, конечно, в форменном почтовом комбинезоне нет, но есть у него и свои плюсы – спрятать пистолет, например, Фариш в таком наряде никуда не мог), Дэнни открыл дверь, вылез из машины и пошел к трейлеру.

Чпокнула дверь бабкиного трейлера, будто холодильник открылся. Юджин высунул голову наружу:

– Скажи ему, чтоб не разговаривал со мной таким тоном.

Взревел клаксон, овчарки вскинулись, захлебываясь лаем. Юджин приспустил очки на кончик носа, покосился в сторону машины.

– А вот собак в машину ты зря пустил, – сказал он.

Фариш вскинул голову, проорал:

– А ну вернись! Живо!

Юджин вздохнул, потер затылок. Еле шевеля губами, произнес:

– Если не засадить его снова в Уитфилд, он точно кого-нибудь убьет. Он утром грозился меня сжечь заживо.

– Чего?

– Ты спал, – Юджин со страхом взглянул за спину Дэнни, туда, где стоял “Транс АМ”, – уж неизвестно, что там в машине вытворял Фариш, но Юджин, увидев это, здорово занервничал. – Вытащил зажигалку, сказал, что теперь до конца мне лицо выжжет. Не надо с ним никуда ехать. Только не с собаками. От него не знаешь, чего ждать.

Фариш все орал из машины:

– Дождешься, я сам за тобой приду!

– Слушай, – Дэнни нервно оглянулся на “Транс АМ”, – позаботься о Кертисе. Обещаешь?

– Почему? А ты куда собрался? – Юджин пристально поглядел на него. Потом отвернулся.

– Нет, – заморгал он, – нет, не говори ничего, не надо…

– Считаю до трех, – провизжал Фариш.

– Обещаешь?

– Обещаю, Богом клянусь.

– Раз!

– Гам не слушай, – сказал Дэнни, стараясь перекричать вой клаксона. – От нее проку никакого, она от чего хочешь охоту отобьет.

– Два!

Дэнни положил руку Юджину на плечо. Быстро оглянулся в сторону машины (увидел только собак, которые молотили хвостами по стеклам), сказал:

– Будь другом. Постой тут минутку, не пускай его.

Он юркнул в трейлер, схватил с полки за телевизором маленький бабкин револьвер 22-го калибра, задрал штанину и засунул его, дулом вперед, себе за голенище. Револьвер Гам обычно держала заряженным – Дэнни, по крайней мере, очень на это надеялся, некогда ему было сейчас возиться с пулями.

Снаружи послышались тяжелые, поспешные шаги. Юджин сказал испуганным фальцетом:

– Не смей поднимать на меня руку!

Дэнни расправил штанину, открыл дверь. Начал было оправдываться (“мой бумажник”, мол), но Фариш схватил его за воротник.

– От меня не убежишь, сынок, даже не пытайся.

Он вытащил Дэнни из трейлера, поволок к машине. На полпути к ним подбежал Кертис, попытался обнять Дэнни за талию. Кертис плакал – точнее, кашлял и захлебывался, хватая ртом воздух, у него это всегда начиналось, когда он расстраивался. Дэнни, который, спотыкаясь, бежал за Фаришем, изловчился, вытянул руку, погладил его по голове.

– Беги домой, малыш, – крикнул он ему. – Веди себя хорошо.

Юджин стоял в дверях трейлера, провожал их тревожным взглядом, бедняга Кертис теперь рыдал в голос, аж надсаживался. Дэнни заметил, что рука у него теперь тоже перепачкана чем-то оранжевым, там, где Кертис пытался ее целовать.

Цвет был вульгарный, броский, на миг Дэнни аж обмер. “Не смогу, устал очень, – думал он, – уж очень я устал”. Но не успел он и опомниться, как Фариш уже затолкал его на водительское сиденье “Транс АМа”.

– Поехали, – сказал он.

Башня здорово обветшала с тех пор, как Гарриет была тут в прошлый раз, из посеревших, пыльных досок торчали гвозди, а там, где дерево усохло и растрескалось, – темные прогалины. И повсюду – толстенькими белыми крючками и загогулинами – был щедро рассыпан птичий помет.

Стоя на лестнице, Гарриет внимательно оглядела крышу башни. Осторожно перелезла на нее, стала карабкаться наверх, и тут – у нее сердце в груди оборвалось – одна доска со скрежетом резко провалилась у нее под ногой, будто клавиша пианино.