Маленький друг

Но стоило им тронуться с места, и Фариш позабыл о том, что его гложет – так, по крайней мере, казалось. Машина ехала по хлопковым полям, утренний воздух вокруг дрожал от зноя и пестицидов, и Дэнни то и дело нервно взглядывал на Фариша, который развалился на пассажирском сиденье и, мурлыкая, подпевал радио. Они еще даже на шоссе не вырулили, как Фариша перестало трясти от ярости и он заметно повеселел. Он закрыл глаза, глубоко и с наслаждением вздохнул, когда его обдуло прохладным воздухом из кондиционера, и вот теперь они летели по шоссе в город, слушая “Утреннее шоу” с Бетти Браунелл и Кейси Макмастерсом на БС-радио (Фариш частенько повторял, что название радио расшифровывается как “Бред Собачий”). На БС-радио гоняли только попсу, которую Фариш на дух не переносил. А теперь, поди ж ты, все ему нравилось, и он кивал головой, отстукивал ритм пальцами по колену, по подлокотнику, по приборной доске.

Да вот только стучал он слегка чересчур громко. И Дэнни нервничал. Чем старше становился Фариш, тем больше он делался похожим на отца – так же улыбался перед тем, как сказать какую-нибудь гадость, так же ненормально оживлялся – сыпал словами, лез с дружбой – ровно перед тем, как сорваться с катушек.

Непослух! Непослух! Однажды Дэнни произнес это слово в школе, непослух, любимое словечко его отца, а учитель сказал, что нет, мол, такого слова. Но у Дэнни в ушах до сих пор стоял безумный, дребезжащий отцовский голос: непослух! – ремень ударяет со свистом на ух! а Дэнни не сводит глаз со своих рук: веснушчатые, пористые, иссеченные шрамами, с побелевшими костяшками, потому что он изо всех сил вцепился в столешницу. Дэнни очень хорошо изучил свои руки, очень – как что дурное с ним приключится, он принимался глядеть в них, будто в книгу. Они были его билетом в прошлое – к поркам, смертям, похоронам и неудачам, к издевательствам в песочнице и судебному приговору, к воспоминаниям, которые были куда реальнее, чем руль, чем улица.

Они выехали на окраину города. Проехали мимо тенистого парка возле старой больницы, где какие-то школьницы-чирлидерши, выстроившись буквой V, разом подпрыгивали: хэй! Они были без формы, даже футболки на них и те были разные, и поэтому, хоть двигались они слаженно и синхронно, все равно казалось, что вразнобой. Взлетают руки, будто семафоры, кулаки рубят воздух.

В любой другой день – в любой другой – Дэнни припарковался бы за старой аптекой да понаблюдал за ними в приватной обстановке. Он медленно ехал сквозь рваные тени, которые отбрасывали деревья, где-то на заднем плане мелькали стянутые в тугие хвосты волосы и загорелые руки и ноги, и вдруг его прошиб холодный пот. Впереди неожиданно возникло какое-то сгорбленное существо, одетое в черное и с мегафоном в руке, которое застыло посреди мокрой, хлюпающей тропинки и уставилось на него.

Существо было похоже на маленького черного гоблина – фута три, не выше, оранжевый клюв, оранжевые лапы – и почему-то казалось еще, будто оно вымокло до нитки. Когда они проехали мимо, существо вдруг порывисто обернулось и расправило черные крылья, как летучая мышь… и у Дэнни мурашки побежали по телу, потому что он уже видел где-то это существо, не то черного дрозда, не то гнома, не то дитя сатаны, потому что (хотя такого, конечно, быть никак не могло) он его помнил. А что самое странное – и существо помнило Дэнни. Он глянул в зеркало заднего вида и снова его увидел: черная фигурка с черными крыльями смотрит вслед машине, будто незваный посланник из преисподней.

Границы стираются. У Дэнни закололо кожу на голове. Тенистая дорога вдруг превратилась в конвейер из кошмарного сна, с обеих сторон их стала теснить слепящая темная зелень.

Он взглянул в зеркало. Существо исчезло.

И наркотики тут ни при чем, пока он спал, они все через пот вытекли, нет, просто река вышла из берегов, и вместе с ней всплыли со дна, поднялись на свет божий всякие отбросы и безобразный мусор, и сны, воспоминания, невысказанные страхи захлестнули его мир, будто в фильме-катастрофе. Дэнни (уже не в первый раз) охватило чувство, что этот день ему уже снился и что сейчас он едет по Натчез-стрит по направлению к тому, что уже однажды случилось.

Он потер рот. Надо отлить. После того как Фариш его отделал, у него все ребра ныли и болела голова, но думать он мог только о том, до чего же ему хочется ссать. А поскольку он еще и без дозы, то во рту у него стоял муторный, химический привкус.

Он украдкой поглядел на Фариша. Тот по-прежнему наслаждался музыкой – головой кивает, поет что-то себе под нос, барабанит костяшками по подлокотнику. Но сука-ищейка на заднем сиденье так вылупилась на Дэнни, будто знала, что у него на уме.