- Радуйся, что так дешево отделался! - сказал мне трактирный слуга.
Радоваться - чему? Хотел бы я знать! Я был самый несчастный мальчик на свете: у меня не было ни угла, ни друга, ни куска хлеба; у меня не было даже одежды, так как платье на мне было чужое и страшно стесняло мою свободу. Все мои планы рушились.
Я спасся от побоев, но это вовсе не утешало меня.
Я чувствовал такое уныние, что не мог даже бежать.
Мне было так худо, что, если бы я услышал, как отец догоняет меня, размахивая ременным поясом, я не прибавил бы шага.
Было уже около одиннадцати часов, все лавки запирались. Я шел куда попало, не обращая внимания на дорогу, наудачу поворачивая то в ту, то в другую сторону, точно бездомная собака.
Так я бродил с четверть часа, пока не очутился в небольшой улице, ведущей в кожевенный ряд. Улица эта была недлинная и вся состояла из лавок. Лавки были заперты, только в булочной светился огонь. Я подошел к освещенному окну, и глазам моим представилась целая груда булочек разной формы и величины. Я остановился неподвижно, точно у меня вдруг отнялись ноги. Не напрасно бродил я взад и вперед: я нашел наконец то, что мне нужно. Ах, если бы мне дали хоть одну из этих чудных, румяных булочек! Сколько бы штук мог я съесть? Которую бы я выбрал? Нижнюю, она поджаристее, и еще вон ту, что ближе к окну.
"Зз!.." - закрылся последний ставень. Исчез и свет, и прекрасный хлеб. Булочная сделалась таким же темным пятном, как и все остальные лавки. С утра я не чувствовал голода, я даже не думал об еде, но теперь желудок мой как будто проснулся и стал требовать пищи. Мучительный голод как-то оживил меня, я вдруг почувствовал себя необыкновенно бодрым. Во что бы то ни стало необходимо добыть себе еду. Но каким образом? Просить милостыню? У кого? Улицы, по которым я шел, редко посещались богатыми людьми, и теперь там не видно было ни одного человека.
Да и как мне просить милостыню в платье из работного дома?
Кто даст мне пенни и не станет расспрашивать меня, зачем я ночью шляюсь по улицам и не иду домой? Кроме того, просить милостыню поздно. Пока я выпрошу пенни, все лавки уже закроют. Украсть разве что-нибудь? Но где? На всей улице открыта одна только пивная, а из пешеходов виден один полицейский.
Впрочем, я не мог разглядеть ничего вдали, так как снег валил густыми хлопьями. Вдруг я услышал шаги и.веселый смех, а через минуту увидел двух молодых джентльменов с сигарами и тростями в руках. Украсть у них что-нибудь мне и в голову не приходило, но я надеялся, что они сжалятся надо мной и дадут мне какую-нибудь монетку. Они были очень веселы и, должно быть, очень богаты - у каждого на пальце был перстень с большим блестящим камнем.
На мое счастье, один из них остановился закурить сигару совсем недалеко от меня.
- Будьте так добры, - сказал я, - подайте мне что-нибудь.
- А вот попроси у моего приятеля, - отозвался он. - Берни, дайте шиллинг бедному мальчику.
Сердце у меня забилось от радости. Я обратился к приятелю джентльмена.
- Протяни руку, - сказал он.
Я протянул, а он плюнул мне на руку, говоря:
- Вот какие шиллинги я даю попрошайкам.
- Ха, ха, ха! - засмеялся другой джентльмен.
На минуту я почувствовал такой припадок бешенства, что готов был вцепиться в нос мистеру Берни, но голод заглушил мою ярость. Я обтер руку о стену и снова протянул ее веселым господам.
- Теперь, надеюсь, вы дадите мне хоть пенни, хоть полпенни, - вежливо проговорил я. - Я умираю от голода.
- Что ты лжешь, негодяй! - закричал мистер Берни. - Толкует о голоде, а одет отлично! Разве в таких башмаках просят милостыню? Надобно просто свести его к полицейскому, Джоне!
Эти слова навели меня на новый ряд мыслей. Действительно, башмаки у меня были крепкие, хорошие, слишком хорошие для нищего.
Я могу продать их.
Лучше ходить босиком, чем терпеть такой страшный голод.
Мальчики, ночевавшие под Арками, часто рассказывали, что в Филд-Лейне есть много лавок, где торгуют до поздней ночи и покупают все что угодно, без разбора, не расспрашивая, откуда взят товар.
До Филд-Лейна было недалеко. Я нагнулся и начал развязывать башмаки.
- Ты что это делаешь? - спросил мистер Берни,
- Да вот, спасибо, вы мне напомнили, какие на мне башмаки; теперь уж я не стану просить у вас денег. Держите при себе и свои пенни и свои плевки, не то вам может достаться кирпичом по голове.
- Пойдем, Джонс, - сказал Берни. - Если он осмелится тронуть нас, мы позовем полицейского.
- Нет, постой, - остановил Джонс. - Ты что же это хочешь делать со своими башмаками, мальчик?
- Продать их.
- Куда же ты понесешь их ночью? Хочешь продавать, так покажи их сюда! Пойдем к фонарю.
Я снял чулки и засунул их в башмаки, а башмаки связал шнурками и перекинул через плечо.
Мистер Джонс подвел меня к фонарю, взял в руки один башмак и принялся разглядывать и ощупывато его с самым деловым видом.
- Сколько ты за них хочешь? - спросил он.
- Полно вам шутить надо мной! - вскричал я. - Зачем вам знать, сколько я за них хочу?
- Да разве я шучу, мальчик? - с серьезным видом сказал мистер Джонс. - Я хочу сделать дело. Назначай цену, я куплю башмаки.