Маленький оборвыш

Две минуты спустя я бежал к Дрюри-Лейну с великолепным ананасом в кармане. Ананасы в то время были очень дороги. Я слышал, как лавочник, которому принадлежал ананас, похищенный мною, говорил покупателю, указывая на него и на полдюжину других: "Эти все по полгинее * штука, сэр". Такой цены мне конечно никто не даст; по правде сказать, если бы я не слышал слов лавочника, я бы оценил свой ананас в два, много в четыре пенса, теперь же я решил не уступать дешевле двух шиллингов. По дороге к старому Баджи Симмонсу, всегда покупавшему краденые вещи у меня и у товарищей, я уже решил, как истрачу десять пенсов: на шесть поужинаю, а за четыре пристроюсь куда-нибудь на ночь.

Намучившись прошлую ночь, я чувствовал почти такую же потребность в хорошей постели, как и в еде.

Баджи Симмонс занимал комнату в квартире одного сапожника, пускавшего проходить к нему через свою мастерскую. Подойдя ближе, я с радостью заметил, что в мастерской сапожника светится огонь и над желтой занавеской окна виднеется его рука, продергивающая дратву. Сапожник хорошо знал меня, и потому я смело постучался. Он отворил мне дверь. Я сразу заметил, что он узнал меня, и меня удивило, что он говорит со мной точно с незнакомым.

- Что тебе нужно, мальчик? - спросил он.

- Да ничего, позвольте только пройти к Баджи.

- Баджи Симмонс не живет здесь. Да и тебе лучше убираться подальше, а то опять станет ходить сюда полиция. Я уже думал, что никого из вашей шайки не увижу.

- Куда же это переехал Баджи? - с беспокойством спросил я. - Пожалуйста, скажите, мне нужно его видеть.

- Никуда он не переехал, он просто в тюрьме, - отвечал сапожник, тревожно оглядываясь по сторонам. - Иди, иди прочь, - прибавил он, выталкивая меня за дверь. - За мной следят, смотрят, с кем я знакомство вожу, иди.

- Да вы посмотрите, может быть, и вы купите

* По пяти рублей.

вместо Баджи, - просил я, начиная вытаскивать ананас из кармана, - я вам уступлю дешево, за шиллинг, за девять пенсов.

- Оставь, оставь, положи его назад! - закричал сапожник, дрожа от волнения и своими грязными руками втискивая ананас обратно в мой карман. - Уйди, говорят тебе!

Он бросился на меня с таким гневом, что я, испугавшись за свою жизнь, убежал со всех ног подальше от него.

Все было против меня! Кроме Баджи Симмонса, я не помнил адреса ни одного из знакомых мне покупщиков. Что мне теперь делать с этим противным ананасом? Лучше бы вместо него я стащил две - три груши или два-три апельсина. Я мог бы продать их прохожим, а с ананасом куда мне сунуться? Начни я его предлагать всем встречным, так, пожалуй, придется посидеть там же, где теперь Баджи Симмонс.

Что же мне делать? Остается одно: самому съесть ананас.

Я никогда не едал этого фрукта и теперь охотно променял бы его на добрый кусок черного хлеба, но мне не оставалось выбора.

Дойдя до Бедфорда, я остановился на площади, загроможденной разными экипажами и телегами, влез в одну телегу и, притаившись там, съел весь ананас до самого стержня. Последствия этого дорогого ужина оказались самые неприятные.

У меня так сильно разболелся живот, что я просто не мог шевельнуться. Я просидел в телеге до половины ночи, но тут руки и ноги мои до того разболелись от холода, что я должен был вылезть вон и хорошенько растереть их. К счастью, я заметил в углу площади кучу навоза, от которого валил густой пар. Я сейчас же побежал туда и очень удобно провел в теплом навозе все время до рассвета.

Как я жил следующий день, мне трудно рассказать. Помню только, что я без цели бродил по разным улицам. Вечером я заметил, что на одной стороне улицы собралась кучка народа. Я подошел ближе и увидел, что все слушают пение мальчика. Я также стал слушать. Песня была мне знакома, это была одна из ирландских песен, которым я выучился у миссис Берк.

Мальчик пел недурно, только голос его как-то совсем не подходил к смыслу слов. Однако пение его понравилось, и по окончании песни в шапку его посыпалось столько полупенсовых монет, что я в удивлении вытаращил глаза.

"Что, если бы и мне приняться за то же? - мелькнуло у меня в голове. - Ведь это во всяком случае честное средство добывать пропитание, это лучше и воровства и нищенства. Мне не много нужно: если хоть один из десяти, даже из двадцати прохожих даст мне полпенни, с меня и довольно!"

Я сделал несколько шагов, стараясь припомнить слова и мотив песни, затем остановился и запел.

Через минуту около меня остановился мальчик, потом старик и женщина, потом служанка с кружкой пива.

"Ну, эту послали за делом, - подумал я, увидев ее, - а она стоит и слушает, значит, недурно".

Это ободрило меня, и я стал петь с большей уверенностью.

Мало-помалу толпа вокруг меня все прибывала, и когда я кончил песню, ко мне протянулись три-четыре руки с мелкими медными монетами. Особенно сильное впечатление произвело мое пение на одного полупьяного ирландца.