Наконец трасса вышла на открытую полосу, хотя и резко изогнулась вправо, а затем пересекла череду холмиков и нырнула еще круче. Ее желудок скрутило, и она испуганно втянула воздух. Сейчас или никогда… Она вспомнила все, чему ее учили о торможении.
Какое-то мгновение она лежала, запыхавшаяся и сбитая с толку, и ей потребовалась минута, чтобы понять, что, должно быть, в какой-то момент она перекувыркнулась, поскольку ее голова была обращена вниз по склону. Поддавшись почти желанному чувству поражения, она осталась на месте, немного напуганная громоподобным биением сердца. Возможно, если она просто продолжит лежать, можно будет сделать вид, что все в порядке и что ей больше не нужно спускаться по этому ужасному склону. На глаза навернулись слезы жалости к себе, а она даже не могла их вытереть, не сняв перчаток, защитных очков и шлема. Может быть, если она просто будет оставаться на месте, ее кто-нибудь найдет. И тогда она будет выглядеть полной идиоткой, потому что очевидно, что эта трасса слишком трудна для того, кто по-настоящему катается на лыжах всего пару недель. «
Заставив себя подняться на ноги, она отстегнула вторую лыжу и поплелась на несколько метров вверх по склону, чтобы забрать первую. Взвесив все варианты, Мина решила, что ничего не остается, кроме как спуститься по этому участку и пройти через усеянное могулами [89]
поле, которое теперь она могла видеть впереди. Если бы местами спуск был полегче, она бы снова надела лыжи, но здесь, наверху, с этим предательским обрывом справа, она решила не рисковать.Как только она начала двигаться, боль отступила. В голове еще стучало, но вернулась часть природного оптимизма. Все могло быть намного хуже. Она могла двигаться, светило солнце, и теперь, когда сердце больше не грозило выскочить из груди, можно было оценить чудесный вид. Неудивительно, что Люку здесь нравилось; эти горы заставляли осознать собственную незначительность и в то же время вдохновляли жить полной жизнью. Мина не могла представить себе более жизнеутверждающего зрелища. Повыше забросив на плечо лыжи и сжав палки в одной руке, она поковыляла вниз по склону, подставляя лицо солнцу и стараясь не думать о том, где сейчас может быть Люк и что он делает. Вместо этого она просто прочла сердечную молитву, сосредоточив внимание на горных вершинах.
Мимо пронесся, но тут же резко затормозил лыжник.
– Мина. – Кристиан поправил очки, его добрые глаза разглядывали ее с тревогой. – С тобой все в порядке?
– Упала. Для меня это немного чересчур. Задета моя гордость, как и кое-что внутри, но я в порядке.
– Сочувствую. – Он наклонился и отстегнул лыжи. – Я пойду с тобой.
– Не стоит.
Он с мальчишеской усмешкой пожал плечами.
– Я могу кататься на лыжах в любое время. Мне нравится с тобой разговаривать.
– Спасибо. Я признательна. – Она испытала трогательную благодарность. – Я подумала, что дойду до более легкого склона и, может быть, попробую еще раз.
– Да, иначе это долгая прогулка. – Его осенила мысль, настолько очевидная, что заставила Мину усмехнуться. – А где Бернар?
– Давно уехал.
Кристиан нахмурился, но ничего не сказал.
– Не очень по-джентльменски, – со смешком поддразнила она, пытаясь отнестись к этому легкомысленно. – Видно, проверял мой характер. – Она сделала паузу, прежде чем сказать больше себе, чем Кристиану: – Но потерпел неудачу.
Он нахмурился еще сильнее.
– Я-то думал, ты ему нравишься.
– Нравилась. – Мина усмехнулась, что беднягу явно озадачило.
– Он тебе не нравился?
– Как друг, – сказала она. Так было проще.