Мальинверно

Вынул и протянул ей ржавые ножницы. Катена не раздумывала, выбрала самые длинные пряди волос и отрезала. Этот тип схватил их, вдохнул их запах и от удовольствия призакрыл глаза. Положил их в карман пиджака и отдал ей книгу.

Катена вернулась в дом, не заботясь о том, что ее отругают за безобразие, в которое она превратила свою голову, и рассмотрела прекрасный том: Лудовико Ариосто «Лучшие отрывки из “Неистового Орландо” с предисловием и комментариями, объясняющими всю поэму».

Она легла на кровать и принялась читать. С тех пор Катена не отрывалась от этих историй, днями и неделями думала о доблестной Брадаманте и о красавице Дораличе, она была сбежавшей Анджеликой и Изабеллой, умоляющей пронзить ее сердце копьем, но больше всех она любила его – паладина, сына Оттона, английского короля, ибо тайная мечта любой неприкаянной души – отправиться в царство луны и строить там несбыточные планы, но главное – узнать, что́ безнадежно потеряно и что́ понапрасну ищешь каждый день.

Отец мой, напротив, прекрасно знал, чего он ищет, и когда однажды, много лет спустя, моя мать пришла к нему на перерабатывающий комбинат, в начале ночной смены, с пожелтевшей книгой «Избирательное сродство» в руках и протянула ее под завывание ветра, пробегавшего по страницам, как по крыльям ветряной мельницы, и сообщила ему, что он вскоре станет моим отцом, поэтому не забудь, что и ты был сыном, добавила она, прижалась к нему и поцеловала в лоб, и у отца увлажнились глаза… ты будешь отцом и сыном. Она запрокинула голову и долго смотрела на луну, чувствуя, как в ее венах прочно срастаются избранные химические элементы.

Следуя сложившемуся у нас обычаю давать потомству эксцентричные имена, мать предложила назвать ребенка – если будет мальчик – именем Астольфо, как героя книжек, добавила она напористо, и Вито подумал, что и Горио тоже странное книжное имя, как и многочисленные другие, украшавшие Тимпамару, и не все ли равно, а Катена для пущей важности прочитала ему наизусть отрывок про луну.

– Как звали отца Астольфо?

– Не помню, но он был английский король.

Этого было достаточно.

Неделя началась с появления Исайи Караманте. Он пришел на кладбище и разыскивал меня.

Я наблюдал, как рабочие заделывают обвалившуюся часть стены. Он увидел меня издали и знаком попросил подойти.

– Я принес библиотечные книги, – сказал он, показывая пакет.

– Пойдемте.

Он вошел за мной в подсобку.

– Если не трудно, поставьте в тот угол.

Караманте поставил пакет, поправил черный ремень от сумки, сползавший с плеча, и подошел к моему столику.

– Думаю, что настал момент истины…

– Я тоже думаю, что могу вам открыться.

Вокруг стояли табуретки.

– Я тоже верю в мертвых, – сказал он, опуская на пол свою увесистую сумку. Открыл ее и подозвал меня посмотреть.

– Я вам больше скажу, я верю в их голоса.

Внутри был аппарат размером в сумку, с бобинами, напоминавший то ли магнитофон, то ли проектор.

– Я знаю, вы сочтете меня сумасшедшим, но уверяю вас, я в здравом уме. Вы когда-нибудь слышали о метафонии?

– Нет.

– Не будем мешкать, пойдемте, расскажу по дороге. Знаете какое-нибудь место, куда можно пойти?

Я направился к могиле Эммы.

– На своем профессиональном языке мы называем это явление «инструментальной транскоммуникацией». В нескольких словах, это способ, позволяющий с помощью радио и записывающей аппаратуры уловить голоса, слова и фразы, которые произносят бесплотные обитатели потустороннего мира.

– То есть вы хотите сказать, что действительно…

– Да, с помощью этого инструмента я слушаю и записываю голоса мертвых.

Я не удивился, мне даже показалось, будто я услышал нечто заурядное, всем известную истину.

– Как это? Объясните.

– Нет ничего проще. Делаешь запись, а потом ее прослушиваешь, стараясь различить человеческие голоса среди посторонних шумов. Разумеется, существуют и другие способы, многие, например, используют низкие радиочастоты, но я предпочитаю свой метод. Вам известно, что даже великий Томас Эдисон пытался придумать аппарат для разговоров с загробным миром?

Рассказывая, Исайя Караманте перекручивал бобины, нажимал на кнопки и выключатели.

– Вот я уже десять лет езжу по миру и собираю голоса.

– Стало быть, есть плоды?

Он улыбнулся:

– Иначе я не стал бы попусту тратить время.

Мы подошли к могиле Эммы.

– Сейчас увидите, – сказал он и опустил на землю сумку.

Взял микрофон, напоминавший страусиную шею, и вставил его в гнездо записывающего аппарата.

– Выходит, все это время на кладбище вы записывали голоса?

– Двадцать часов чистых записей, а если для точности – двадцать часов и шестнадцать секунд.

– Голосов?

– Да. Весьма и весьма интересных.

Мне захотелось их послушать, он прочел мою мысль.

– Я дам вам послушать. Убедитесь, что это отнюдь не фантазии.

Он поднялся:

– Можем безбоязненно оставить все здесь?

– Здесь никто и никогда не проходит.

– Отлично. Может, пройдемся, пока идет запись?

Мы прогуливались не спеша, шли куда несли ноги.

– Срабатывает каждый раз?