Я закрыл книгу регистрации смертей и последовал за ней. Она, как всегда, была в той же одежде, но каждый раз одежда была безупречной, словно у нее было несколько комплектов одного и того же фасона или же она каждый вечер стирала и вывешивала ее на балконе, чтобы за ночь просохла.
Я испытывал чувство радости жизни, идя рядом с ней, мы были близки и даже в молчании так похожи друг на друга.
Ветер и шаги незнакомцев разнесли остатки песочной ловушки. Эмма смотрела на фотографию, я наблюдал и как будто видел перед собой раздвоение личности, которое не мог объяснить.
И тогда я набрался решимости:
– Вы знаете историю Маттии Паскаля?
Женщина взглянула на меня и никак не отреагировала. Казалось, ей не только не хочется говорить, но и слушать.
Колеблясь, я все-таки продолжил:
– Однажды он узнал из газеты, что мертв, то есть что было найдено и опознано его тело, он этим воспользовался, чтобы переустроить свою жизнь. Но в конце концов он возвращается в свой город, где уже все поменялось, и ему ничего другого не остается, как ежедневно носить себе на могилу цветок, глядя на себя, как в зеркало, на свою надгробную фотографию.
Ее это оставило безучастной.
– Рано или поздно так и должно было случиться.
Я заметил ее привычку говорить вполголоса, словно на полувздохе, отчего было неясно, обращается ли она к собеседнику или разговаривает с самой собой.
Да, так и должно было случиться, я только должен был понять, как и почему эта женщина вернулась к жизни, для чего инсценировала свою смерть, от чего или кого бежала. Я это узнаю, ибо то, что она произнесла, было только преамбулой.
– На этой фотографии – вы, иначе и быть не может.
Она посмотрела с сомнением, чего я не ожидал.
– Я… – ответила она чуть слышно.
И посмотрела на меня дольше обычного:
– Вы сами обо всем этом что думаете?
– Это вы, ведь правда?
– Вы мне для этого рассказали историю Маттии Паскаля?
– Это вы, правда?
Я сам удивлен был своей настойчивостью, но незнакомка просто отвернулась к фотографии.
– Я бы устроила такую инсценировку…
Я ждал, что сейчас совершится чудо и начнут сбываться пророчества, но она до конца не озвучила начатую фразу.
Требовался правильный свет, чтобы она раскрылась, как иные цветки при первых лучах зари.
– Вы ухаживаете за всеми одинокими людьми?
Она как будто регистрировала все, что мы говорили, уносила домой слова: разворачивала их, взвешивала, совмещала и возвращалась ко мне, с нетерпением ожидая последующих разъяснений.
– Даже если они живы?
– Я не слишком привычен к миру людей из плоти и крови.
– Поэтому вы и занимаетесь этой работой?
– Наверное. Я не знаю, что делать с людьми.
– Мне так не кажется, напротив. Вы умеете заботиться о вещах и людях, поэтому я с вами здесь стою и разговариваю, поэтому прошу меня проводить, ибо я поняла вас по тому, как вы обходитесь с этой могилой, как протираете на фотографии стекло, по тому, сколько времени вы здесь проводите и словам, которые говорите, правда, я не слышала их, стояла слишком далеко.
Она, наверное, видела и то, что я ее целую.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Какой, простите?
– Сумеете ли вы ухаживать и за мной?
Ветер среди кипарисов замер и вместе с ним умолк всякий звук, как должно было быть накануне творения.
Я посмотрел ей в глаза и обо всем на свете забыл, о своем одиночестве, хромоте, неуживчивости:
– С тех пор как я вас увидел на этой фотографии, я о большем и не мечтаю.
Ее не удивляло ни единое слово, словно все заранее было рассчитано и прожито.
– Как вас зовут?
– Мальинверно.
– Похоже, что в вашем имени записана ваша судьба[18]
.– Не вся, поскольку у меня есть еще имя Астольфо.
– Астольфо… вам подходит, а почему оно противоречит судьбе?
– Скажем так: одно – мое ежедневное имя, другое я использую в мечтах.
– И они между собой не ладят?
– Не всегда…
– А сейчас кем вы себя ощущаете – Астольфо или Мальинверно?
– Когда я смотрю на вас, стою рядом с вами, я чувствую себя Астольфо.
Никогда еще мое имя Астольфо не казалось мне таким озаряющим, я умолк, слушая отзвуки ее голоса в воздухе.
– Впрочем, еще неизвестно, так ли важны имена, – сказала она, глядя на пустую поверхность цементного памятника Эмме.
– Мальинверно! – закричал кто-то, похоже, с центральной аллеи.
– Вас кто-то ищет.
– Минутку, я туда и обратно, одна нога здесь, другая там, – сказал я и поспешил к воротам.
Я не узнал голос и никогда бы не предположил, что это мой начальник из мэрии, который здесь не показывался со дня моего вступления в должность.
– Мальинверно, куда вы запропастились?
Я машинально показал в сторону могил.
– На этой неделе мы должны предоставить список всего того, что нам необходимо. Он у вас составлен?
– Да, лежит в подсобке.
– Тащите его быстрей, я тороплюсь.
– Сейчас, минутку.
Основной моей задачей было не терять попусту время и поскорее вернуться к Эмме, но это не понадобилось, – я увидел ее издалека идущей мне навстречу, в то время как начальник уезжал.
– Сейчас я должна идти, – сказала она, приблизившись.
– Куда?
Что представляла жизнь Эммы, когда она выходила с кладбища и исчезала? Где она жила? Как проводила время? Жила ли она одна?