Мальинверно

Нашла самую дальнюю точку, до которой докатывалась волна, и остановилась на ней – следующая волна прикоснется к ногам своей ласковой пеной. Она потихоньку продвигалась вперед, я шел следом за ней; вода поднялась до щиколоток.

Она смотрела на ноги:

– Холодно вначале, но когда привыкаешь…

На пляже не было ни души.

Через пару минут мы вернулись на берег, сели, мокрые ноги были в песке.

– Все эти годы, когда я ее искала, моя мать находилась здесь. Я высчитала по карте расстояние от нашего дома до этого места, около шестнадцати километров. Я представляла ее в разных частях света, а она находилась на расстоянии вытянутой руки. Впрочем, что это меняет, расстояния неизмеримы.

Офелия была права. Порою казалось, что люди напоминают связки ключей, пуговицы, разбросанные повсюду листочки с записями, которые у тебя всегда под рукой, и вдруг они исчезают, как будто наделены собственной своенравной волей.

Когда я был ребенком, мы на лето переезжали на море, в домик на пляже. Он был построен на сваях, между песком и половицами примерно метр высоты. Я под ними часто играл или прятался, чтобы меня не нашли. Глядя снизу на щели между половицами, я видел пылинки, вспыхивавшие на солнце, прежде чем смешаться с песком. Когда мама подметала пол, пылинки исчезали с досок и проникали в щели. Она их не видела, но они на самом деле были и продолжали существовать. Возможно, это и было исчезновение, возможно, это и была смерть: другое измерение, спуск на один этаж, исчезновение за поворотом улицы.

Офелия растянулась на песке, ее не волновало, что песок попадает в волосы, прилипает к одежде, создает мелкие неудобства в жизни.

Я снял пиджак и подложил ей под голову. Она закрыла глаза.

Я смотрел на море. После маминой смерти я здесь не был, отец знать ничего не хотел, и все же я храню о том времени отчетливые воспоминания, будто это случилось прошлой зимой. Эти голубые соленые просторы я часто встречал в своих книгах – книги нужны и для этого, они продлевают ощущения.

Офелия, похоже, заснула. Она напоминала одну из тех девочек, которые после еды засыпают на пляже в постельках, сооруженных из родительской одежды и полотенец.

Неподалеку появилась стайка мальчишек с футбольным мячом, стали гонять, один забил гол и от восторга заорал. Этот крик разбудил Офелию. Она медленно открыла глаза, заслоняя их рукой от солнца, с трудом понимая, где находится, ноги в песке, она по кусочкам восстанавливала реальность.

– Уже поздно? – спросила она, садясь.

– Нет.

Она посмотрела на пацанов, перевела взгляд на море:

– Я безумно рада, что впервые побывала на море с тобой.

Мы поднялись и медленно направились к остановке, автобус прибыл точно по расписанию. Мы сели на те места, что и по пути сюда, и Офелия снова принялась рассматривать облака. Она как будто тянула время.

– Вначале она отрицала.

– Кто?

– Моя тетя. Вначале она все отрицала.

Она смотрела в небо. Я не задавал вопросов, с ней это было бесполезно: она говорила, когда хотела и что хотела.

– Когда я вернулась домой после посещения сумасшедшего дома, я допросила ее с пристрастием: «Ты знала, что твоя сестра находилась в сумасшедшем доме? Ты это знала?»

Офелия произносила слова, словно разговаривала с тетей.