Мальвина Бретонская

Миссис Арлингтон с Доктором не согласна. Она старалась исправиться в течение довольно длительного времени, но потерпела жалкий провал. У них что-то было тогда — это можно описать почти как благоухание, — побудившее её в тот вечер излить свою душу двойняшкам; что-то вроде интуиции, будто они могут ей чем-то помочь. Осталось это с ней и на следующий день; а когда двойняшки вернулись вечером в компании почтальона, то она инстинктивно поняла, что ходили они по её делу. Такое же интуитивное желание повлекло её и на Даунс. Она уверена, что пошла бы на прогулку к Каменным Крестам, и не предложь ей этого двойняшки. В самом деле, согласно её собственному рассказу, она не осознавала, что её сопровождают двойняшки. Что-то было у этих камней — ощущение как бы чьего-то присутствия. Достигнув их, она поняла, что пришла в назначенное место; и когда пред ней явилась — откуда, она сказать не могла — миниатюрная фигурка, одетая каким-то таинственным образом словно в свет угасающей зари, она отчётливо помнит, что не удивилась и не встревожилась. Миниатюрная женщина села с ней рядом и взяла руки миссис Арлингтон в обе своих. Говорила она на непонятном языке, но в то время миссис Арлингтон его понимала, хотя сейчас его смысл её покинул. Миссис Арлингтон почувствовала себя так, словно тело у неё отняли. Последовало ощущение падения, чувство, словно она должна сделать отчаянную попытку, чтобы подняться вновь. В этом ей содействовала загадочная маленькая женщина, она помогала ей сделать это сверхъестественное усилие. Казалось, будто мимо проносятся века. Она боролась с неведомыми силами. Внезапно она словно ускользнула от них. Маленькая женщина тянула её наверх. Сжимая друг друга в объятиях, они поднимались всё выше и выше. У миссис Арлингтон появилось твёрдое убеждение, что она должна всегда пробиваться кверху, иначе её одолеют и снова уволокут вниз. Когда она очнулась, маленькой женщины рядом не было, но чувство осталось: это страстное приятие беспрестанной борьбы, активности, состязания как нынешней цели и смысла своего существования. Сперва она не поняла, где находится. Её окружал таинственный бесцветный свет и незнакомое пение словно мириад птиц. А потом часы пробили девять, и жизнь вернулась к ней, словно окатившая с головой волна. Но с ней и убеждение, что она должна схватить в руки как себя, так и всех остальных, и доводить все дела до конца. Его немедленное выражение, как уже было упомянуто, испытали на себе двойняшки.

Когда после беседы с Профессором, подстроенной при содействии и подстрекательстве мистера Арлингтона и их старшей девочки, она дала согласие на повторный визит к камням, то взбиралась по заросшей травой тропинке совсем с иными чувствами. Как и прежде, её встретила маленькая женщина, но загадочно-глубокие глаза её смотрели теперь печально, и, вообще говоря, у миссис Арлингтон создалось впечатление, что сейчас она станет помогать на своих собственных похоронах. Снова маленькая женщина взяла её за руки и снова она испытала ужас падения. Но вместо того, чтобы закончиться состязанием и усилием, оно, казалось, перешло в сон, и, когда она раскрыла глаза, то снова была одна. Ощутив лёгкий озноб и беспричинную усталость, она медленно побрела домой и, не чувствуя голода, легла спать не поужинав. Совершенно не в силах объяснить почему, она плакала, пока не уснула.

Можно предполагать, что нечто подобное постигло и других — за исключением миссис Мэриголд. Случай с миссис Мэриголд-то, как с неохотой признаёт Доктор, зашёл дальше всех в подрыве его гипотезы. Миссис Мэриголд, раз выплыв, начала развиваться, причём к своему большому удовлетворению. Она отреклась от обручального кольца как пережитка варварства — тех дней, когда женщины были лишь вещью и товаром, — и произнесла первую речь на митинге в пользу брачной реформы. В её случае пришлось прибегнуть к подрывной деятельности. Мальвина дала слёзное согласие, и член парламента Мэриголд должен был в тот самый вечер привести миссис Мэриголд к Каменным Крестам и оставить там, объяснив это тем, будто Мальвина выразила желание снова с ней встретиться: «просто так поболтать».

Всё могло закончиться вполне благополучно, если бы в тот самый момент, когда Мальвина уже собралась выйти из дому, в обрамлении дверного проёма гостиной не возник командир Раффлтон. Кузен Кристофер писал Командиру. Если уж на то пошло, то после дела Арлингтонов — весьма настоятельно, и раз или два ему чудился звук пропеллера самолёта командира авиазвена Раффлтона, но каждый раз его постигало разочарование. «Дела государства» разъяснял Мальвине кузен Кристофер, и та — знакомая, надо полагать, с призванием рыцарей и воинов во все века — вполне одобряла.

Он стоял со шлемом в руке.

— Прибыл из Франции только сегодня днём, — пояснил он. — Ни одного лишнего мгновенья.

Но нашёл-таки время подойти прямо к Мальвине. Он засмеялся, обхватил её руками, и поцеловал прямо в губы.