Мистер Оптимист веровал во все вообще, и в особенности в первого министра, в газету «Дейли Юпитер», в Генеральный комитет и в самого себя. Он долго полагал, что все окружающее его близко к совершенству, а теперь, сделавшись председателем в Генеральном комитете, был уверен, что все должно быть совершенством. В сэра Рэфля Бофля он никогда не веровал, и теперь, быть может, величайшая радость его жизни заключалась в том, что ему не придется больше слышать ненавистный голос этой страшной особы.
Вполне зная состав нового совета, нельзя не допустить, что Кросби предвидел выгодное и даже влиятельное положение в своей канцелярии. Некоторые чиновники, не колеблясь, говорили, что новый секретарь будет во всем действовать по-своему. Что касается «старого Опта», то с ним нетрудно вести дело. Стоит только доложить ему, что такая-то и такая резолюция была его собственная, и он, без сомнения, поверит докладчику. Буттервел не любил работать и привык в течение многих лет выезжать на Кросби. Что касается Фиаско, то он был циником на словах и совершенно равнодушным на деле. Если бы всему управлению угрожало какое-нибудь бедствие, Фиаско, не изменяя угрюмого выражения, в глубине души порадовался бы общему испугу и смятению.
– Поздравляю вас, Кросби, – сказал сэр Рэфль, стоя перед камином на ковре и ожидая, что новый секретарь подойдет к нему пожать руку.
Но сэр Рэфль оставлял комитет, и потому новый секретарь считал подобную любезность совершенно излишней.
– Благодарю вас, сэр Рэфль, – сказал Кросби, не приближаясь к ковру.
– Мистер Кросби, от души поздравляю вас, – сказал мистер Оптимист. – Ваше повышение есть результат ваших собственных заслуг. Вы были избраны на высшую должность, исполнять которую вы теперь призваны, собственно, потому, что все признали вас самым способным человеком для отправления тяжелых обязанностей, соединенных с этой должностью. Гм-гм! Что касается моего участия в рекомендации, которую мы все обязаны были представить государственному казначею, то долгом считаю заявить, что в этом отношении я нисколько не колебался, и мне кажется, могу сказать то же самое относительно других членов совета.
И мистер Оптимист посмотрел во все стороны, надеясь встретить взоры одобрения. Он сделал несколько шагов и искренно пожал руку мистеру Кросби. Фиаско тоже встал со своего места и прошептал Кросби на ухо, что тот необыкновенно хорошо устроил свое гнездышко, и потом снова сел.
– Да, относительно меня, смело можете сказать, – сказал Буттервел.
– Я говорил государственному казначею, – сказал сэр Рэфль весьма громким голосом и с большим авторитетом, – что если он желает иметь отличного человека на открывшуюся вакансию, то я могу назвать способного кандидата. Сэр Рэфль, – сказал он, – я хочу поддержать порядок в канцелярии и потому буду рад вашему мнению. В таком случае, господин канцлер, сказал я, место это должно принадлежать мистеру Кросби. Ну так и пусть оно принадлежит мистеру Кросби, сказал канцлер. И оно принадлежит теперь мистеру Кросби.
– Ваш друг Сарк тоже говорил об этом лорду Броку, – сказал Фиаско. Надо заметить, что граф Сарк был молодой джентльмен с большим влиянием, а лорд Брок – первый министр. – Вам следует благодарить лорда Сарка.
– Столько же следует благодарить его, сколько и моего лакея, – сказал сэр Рэфль.
– Премного обязан господам членам совета, – сказал Кросби серьезным тоном. – Обязан и лорду Сарку, а также и вашему лакею, сэр Рэфль, если только он принимал участие в моем повышении.
– Я ничего подобного не говорил, – сказал сэр Рэфль. – Я находил справедливым дать вам понять, что государственный казначей принял именно мое мнение, заявленное, разумеется, официально. Однако меня ждут в Сити, и потому, джентльмены, я должен пожелать вам доброго утра. Богс, готова ли моя карета?
При этом дежурный курьер открыл дверь, и великий сэр Рэфль Бофль окончательно удалился со сцены своего прежнего поприща.
– Что касается обязанностей на вашей новой должности, – продолжал мистер Оптимист, ничем не показывая радости от отъезда своего неприятеля – ничем, кроме разве как особенным блеском глаз и более довольным тоном голоса, – вы увидите, что совершенно знакомы с ними.
– Это так, – сказал Буттервел.
– И я вполне уверен, что вы будете исполнять их к собственной чести, к удовольствию управления и на пользу общества. Мы всегда с особенным удовольствием будем принимать ваше мнение о предметах более или менее важных, что касается внутренней дисциплины управления, мы убеждены, что спокойно можно оставить ее в ваших руках. В делах более серьезных вы будете, без всякого сомнения, советоваться с нами, и я совершенно уверен, что мы будем трудиться спокойно и с взаимным доверием.
После этого мистер Оптимист окинул взглядом своих собратьев представителей, занял свое кресло и, взяв в руки лежавшие перед ним бумаги, приступил к занятиям текущего дня.