Малыш для биг-босса

Наблюдаю, как мой подросший сын разваливается на стуле и наливает себе сока, рассматриваю, как майка-алкоголичка практически трещит по швам, обтягивая его фигуру, а затем в кухню забегает девчонка с длинными волнистыми волосами с каштановым отливом. Точно как у меня.

Пытаюсь вглядеться в ее черты. Но они не отпечатываются в сознании. Я не могу их уловить. Точеная куколка усаживается на колени к моему сыну, который, улыбнувшись, чмокает ее в лоб:

– Проснулась, соня, вот мне сестренку небеса послали… оторва…

Небеса послали…

Сознание цепляется за эту фразу, и я опять оказываюсь на капоте машины и вижу нависающего над собой Умарова.

Отдаюсь мужчине со всей страстью и пылом…

Из этого видения меня вырывает легкое касание и поцелуй в щеку.

– Чего ты так застыла? – тихий вопрос в самое ухо, и я опять оказываюсь в светлой просторной кухне и поворачиваю лицо в сторону Баграта.

– Я… я не знаю… это все сон… Умар… это ненастоящее, – отвечаю и на глазах наворачиваются слезы.

Осознание режет без ножа.

Баграт разворачивает меня в своих руках, заглядывает в глаза.

– Почему же сон?

– Нет этого всего. Я знаю.

Проводит пальцами по моим скулам, обрисовывает черты и произносит спокойно и ровно:

– Это все должно было быть…

Прикрываю веки, проглатываю слезы. Это все моя неслучившаяся мечта. Глупая игра подсознания.

Сон начинает исчезать. Просторная кухня загородного дома летит куда-то, но прежде, чем я распахну глаза, до сознания доходит уверенный голос Умарова, словно он сидит рядом со мной и не является игрой моего сумасшедшего воображения:

– И это все будет, Надежда моя…

Просыпаюсь резко. Словно выныриваю из глубокой бездны. Сон не сон, а сердце буквально грохочет в груди. Ударяет о ребра, а щеки у меня мокрые.

До жути хочется, чтобы этот сон не был моим воображением, горечь и тоска ползут за ним шлейфом.

Отмаргиваюсь и нахожу себя в белоснежной комнате, поворачиваю голову в сторону окна и понимаю, что уже утро. Только вот какого дня, я не знаю.

Хочу подняться с кровати, но сил не хватает. Я даже соскрести себя с подушки не могу. Просто дергаюсь и все. Силы заканчиваются.

От бессилия начинаю плакать еще горше и не успеваю среагировать, как дверь в палату открывается и входит мужчина, седовласый, но подтянутый, с какой-то офицерской выправкой.

Он бросает на меня хмурый взгляд из-под кустистых бровей и идет в сторону кровати марширующим, чеканным шагом.

– Нельзя вам плакать, Наденька.

Всхлипываю на его реплику и чувствую, как в висках болью отдает.

Жмурюсь.

– Вот-вот. Я про это. Пожалейте себя. Сотрясение у вас. Хорошо еще, что все в легкой степени, но все же.

– Я… домой…

Черт, почему же такая сухость в горле?!

– Куда спешите, дорогая? Наблюдаться нужно, дополнительные анализы и обследования поделать…

– Домой… – выпаливаю и глаза опять наливаются слезами.

– Тише-тише, Наденька, нельзя вам сильные чувства испытывать. Я обещал, как только ваши показатели будут более-менее приемлемыми, я отправлю вас домой.

– Когда? – спрашиваю сухими потрескавшимися губами и голос скрипучим кажется, чужим.

Врач прищуривается, а я силюсь разобрать, какой у него цвет глаз, но не нахожусь с ответом. Стальные глаза вроде. Серебристые, а не серые даже.

– Ну хотя бы пару дней дайте мне, – улыбается как-то тепло, но в то же время не переходит дистанции.

– Я сейчас… мне надо… понимаете?

Выдыхаю и горло начинает саднить, голос ломается.

– Как раз и не понимаю, Надежда Юрьевна.

Закашливаюсь.

– Воды? – задает вопрос, меняет тему, и я киваю.

Врач проходит в сторону столика, который находится неподалеку от окна, и наливает мне в хрустальный бокал воды из графина.

Надо же. В больнице и подобные атрибуты роскоши. Возвращается и протягивает мне стакан, но не отдает, помогает выпить.

Живительная влага разливается по небу, приносит долгожданную прохладу.

Врач дожидается, пока я насыщусь, и только после этого отнимает стакан, но не спешит вернуть его на место.

– Надежда Юрьевна, пока мы с вами одни, может, вы мне как врачу расскажете, куда так мчались, что сели в автомобиль и разогнались так, что чудом удалось вас спасти, не говорю уже о том, что вы и сейчас рветесь домой. В чем причина? Может, я смогу вам помочь ее разрешить?

Смотрю в холодное квадратное лицо врача и прикусываю язык. Не знаю, как реагировать на подобный выпад.

Хочу, чтобы ко мне принесли моего сына. Если я не могу пойти домой и увидеть его, то хотя бы пусть приведут в палату, чтобы я могла прижать свою Брошку к груди и вздохнуть полной грудью, но первый порыв проходит.

Передо мной человек, который если не хороший знакомый Умарова, то, как минимум, его человек. Я вспоминаю этот голос, вспоминаю, что в ту ночь, когда я снова упала под жернова страсти Баграта, именно этот человек приводил меня в чувства.

И если здравая часть меня говорит, что Умарову ничего не стоит узнать о моем сыне, то вторая я рвется защитить свою тайну всеми силами, поэтому я лишь сжимаю зубы и отвечаю вопросом на вопрос:

– Так когда я смогу уйти отсюда?