Малыш для Томы

Муж, теперь уже бывший, с трудом выволок свой чемодан на лестничную клетку и пробормотал: «Ладно, пока». Закрывая за Олегом дверь, я внешне оставалась спокойной. Но как только лифт с грохотом и лязгом навсегда увез Олега из нашей с Лизой жизни, я прислонилась к стене и расплакалась. Правда, рыдала недолго. Наверное, потому что знала: успокаивать меня некому.

Через сорок минут вышла из подъезда: поход в соцзащиту продолжал оставаться на повестке дня. Никого видеть не хотелось, и, само собой, по закону подлости, мне повстречалась соседка, тётя Лена. Я коротко поздоровалась и хотела проскользнуть мимо, но она пристально уставилась на меня и проговорила, наспех замазав показным сочувствием жгучее любопытство:

– Здрасьте, здрасьте! Чё глаза-то красные – ревела, небось? Ушёл, что ли? Ну, ничё, ничё. Перемелется, мука будет! Ты ещё молодая, тридцати нет. Похудеешь, оправишься – даст бог, встретишь кого. И ничё, что с дитём. Нынче мужики своих не воспитывают, всё больше чужих.

Моя соседка – уникальная женщина. Это же надо умудриться: в одной фразе – полный расклад! Вот она я, полюбуйтесь: толстая, брошенная мужем тётка под тридцать с ребёнком на руках и туманными перспективами.

Градус настроения упал ещё ниже, и я опять была готова расплакаться, но тут позвонила Женька. Услышав мои новости, она глубокомысленно произнесла: «А что ты хотела? Вторник. Ладно, не кисни, вечером приеду. У меня коньяк есть».

И зачем я рассказала обо всём Женьке? Коньяк терпеть не могу, встречаться ни с кем, даже с Женькой, не хочу, потому что давно привыкла переживать свои беды в одиночку. Мне надо примерить на себя проблему, свыкнуться, «переспать» с ней, взглянуть на неё внимательнее. Тогда я перестаю бояться, собираюсь с силами и принимаю решение, что делать дальше. Разговоры под пьяную лавочку, слёзы, сочувствие (на этот раз – вполне искреннее, не тёти-Ленино) – всего этого мне не нужно. Но не обижать же подругу.

Занятая своими мыслями, я не заметила, как подошла к дороге. Мне нужно на другую сторону, но пешеходный переход расположен гораздо дальше, а идти до него не хотелось. Дороги сейчас тяжёлые, снегу намело – на две зимы, дворники не успевают расчищать. Я решила перебежать улицу прямо тут же, тем более что машин вроде бы не так много. Вдоль трассы намело огромные сугробы, и я вскарабкалась на вершину снежного гребня, примериваясь, как бы половчее перебежать на ту сторону.

Дальнейшее помню смутно.

Позже мне рассказывали, что сугроб подо мной вдруг неожиданно стал сползать вниз, на проезжую часть. Я забарахталась, изо всех сил пытаясь удержаться, но ничего не вышло, и, прокричав что-то невразумительное, я съехала прямо под колеса проезжающего мимо автомобиля.

Когда пришла в себя – это, кстати, произошло довольно скоро – то обнаружила, что сижу на мокром грязном асфальте, рядом стоит красивая синяя иномарка, а на коленях возле меня – очень симпатичный молодой человек лет двадцати пяти с бледным, перекошенным от страха лицом. Лицо это почему-то показалось мне смутно знакомым.

– Девушка! Девушка, милая, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? – срывающимся голосом заговорил он, увидев, что я смотрю на него. – Как же так, а? Бог ты мой! Почему же вы тут… Извините меня, я пытался сразу затормозить и свернуть, вас не должно было сильно задеть! Вы можете двигаться? Где болит?

«Где болит!» Прямо как с маленькой. Я невольно улыбнулась и ответила:

– Кажется, все хорошо.

Повертела головой, подвигала руками. Мимо нас неслись автомобили, но никто не делал попытки остановиться и выяснить, в чем дело, предложить помощь.

– Полицию надо вызвать! – раздался откуда-то сверху сварливый женский голос.

Я подняла голову и увидела, что чуть поодаль, на вершине сугроба, стоят две пожилые женщины и мужчина в огромной меховой шапке, похожей на гнездо.

– Гоняют – ходить людям негде!

– Нет, нет, что вы! Не нужно никакой полиции! – испугалась я. Не хватало застрять здесь! Мне же ещё в соцзащиту, а потом на работу. – Я сама виновата. Тут нельзя переходить! А со мной все в порядке. Сейчас встану и…

Я хотела подняться, но тут же повалилась обратно: левую ступню пронзило резкой болью.

– Что такое? – засуетился молодой человек. – Нога, да? Нога болит? Погодите, я посмотрю.

Он принялся осторожно, но неуклюже ощупывать мои ноги. Кучка зрителей наверху заколыхалась, заговорила что-то, но я больше не обращала на них внимания. Куда больше меня интересовала собственная ступня. Вдруг это перелом?! А если придётся лечь в больницу? Кто будет ухаживать за Лизой? Проклятый вторник! Подкидывает одну беду за другой! В который раз за день в носу защипало, глаза затянуло предательской влагой.

– Вы что, врач? – спросила я, морщась от боли.

– Нет, геолог. – Он оставил неловкие попытки выяснить, что с моей ногой. – Но зато мой близкий друг – самый лучший в городе хирург. Сейчас мы с вами поедем к нему в больницу. Ни о чём не волнуйтесь, всё у нас будет хорошо, – решительно проговорил молодой человек, на удивление легко подхватил меня на руки и усадил в машину.