Малыш для Томы

Я заикнулась было, что могу своим грязным пальто испачкать ему сиденье, но он только замахал руками: бросьте, неважно! В салоне было тепло, уютно, играла негромкая музыка, вкусно пахло кофе. Я заметила на приборной панели небольшой мешочек и поняла, что это ароматизатор. Машина плавно тронулась с места и влилась в общий поток. Некоторое время мы ехали молча. Потом молодой человек повернулся ко мне и спросил:

– Как вы? Сильно болит?

– Терпимо. Что я за дура такая…

– Вы вовсе не дура, – улыбнулся он, – просто жизнь сейчас такая: вечно торопимся, несёмся куда-то, и получается чёрт-те что.

В эту минуту он снова кого-то напомнил мне, а кого – я опять не поняла и сказала:

– Да уж, вот и поторопилась… Меня, кстати, Дашей зовут. А вас?

– Владимир. Очень рад познакомиться. Хотя обстоятельства могли бы быть и повеселее.

Внезапно голове у меня что-то щёлкнуло, и я, не успев додумать, выпалила:

– Владимир? Случайно, не Сергеевич?

– Сергеевич, – он недоумённо смотрел на меня. – А откуда вы знаете? Мы разве с вами знакомы?

– Нет, но я тоже Сергеевна, – глупо сказала я. Помолчала и добавила: – Сейчас я Пименова, а до замужества была Савельченко. Вы ведь тоже Савельченко, правда?

Короче говоря, выяснилось, что я съехала под колеса машины собственного брата! Верите ли, и такое тоже случается. Это произошло больше года назад, и сейчас я уже с трудом представляю себе, как умудрялась столько лет прожить без Вовки.

Оказалось, что наш отец умер от инфаркта в том же году, что и моя мама. Лариса Петровна, Вовкина мать, папина вторая жена, приняла нас с Лизой, как родных. Лиза зовет Ларису Петровну бабулей, а Вовку обожает так, что мне порой завидно. Лариса Петровна с Вовкой похожи – и внешне, и внутренне. Оба невероятно добрые, чистые (уж простите за банальность!), совсем без «двойного дна», немного чудаковатые в своей детской открытости.

Вовка пока не обзавелся семьёй, девушки у него меняются с такой скоростью, что мы не успеваем запомнить имён и лиц, но осуждать его за ветреность не получается. Просто он пока не встретил свою единственную, а когда это случится, то можете не сомневаться: никто не будет более верным и преданным мужем, чем он.

Брат взял надо мной и Лизой шефство. Как тимуровец. Починил все краны и проводку в квартире, сделал долгожданный ремонт, до которого у Олега не доходили руки, свозил нас с дочкой летом на море. Почти всё время с мая по сентябрь Лиза живет на даче с бабулей Ларой, и обе страшно довольны обществом друг друга.

Да, чуть не забыла. Нога моя оказалась вовсе не сломана, а всего лишь вывихнута. Костик, Вовкин лучший друг, вправил мне вывих в два счёта. Он отличный врач, внимательный и серьёзный, в свои тридцать четыре – уже кандидат наук, заведующий отделением, работает над докторской. Пациенты обожают Костика, и я не стала исключением, тоже сразу прониклась к нему доверием.

Мы стали по-дружески общаться, потом – уже не по-дружески встречаться, а два месяца назад Костик сделал мне предложение. Разумеется, я согласилась, и в июне у нас свадьба. Вовка на седьмом небе от счастья, что лучший друг теперь будет ещё и родственником.

О своих чувствах лучше промолчу. Скажу только, что иногда мне кажется: всё это сон, скоро наступит серое утро, и я проснусь рядом с Олегом. От таких мыслей бросает в дрожь. Ведь узнав, что на свете есть мужчины, подобные моему Костику, было бы невозможно примириться с существованием бок о бок с Олегом. Он, между прочим, в лучших традициях многих алиментщиков, получает зарплату в конверте и выплачивает дочери двадцать пять процентов от прописанной в законе минималки. С Сонечкой они расстались, и свои сексуальные праздники мой бывший празднует уже где-то в другом месте. Где и с кем, меня, слава Богу, совершенно не интересует.

Что ещё сказать? Как будто бы всё… Ну, разве что вот это: Женька, которая будет моей свидетельницей на свадьбе, навсегда пересмотрела своё отношение ко вторникам.

Часть 4

«Довольствуясь синицей в руках, перестаешь даже помышлять о журавлях…»

(Неизвестный автор, портал https://www.inpearls.ru/)

Рукопись

Олег Васильевич Дубов запустил пятерню в волосы и принялся яростно, с хрустом, чесать голову. Это у него, как он сам говорил, «нервное». Завидев скребущегося шефа, подчинённые понимали: главред распсиховался не на шутку! Если честно, зрелище было то ещё: большие очки в старомодной оправе сползали на нос, лицо становилось болезненно-сосредоточенным, жёсткие волосы топорщились в разные стороны, как прутики метлы.

Но начальникам, как маленьким детям или тяжело больным, прощают многое. Почти всё. Поэтому Дубов скрёбся – сотрудники терпели. Тем более в целом мужик он был неплохой. Не щемил, не унижал, не орал, не воровал. В самые лихие годы не оставлял свою команду без зарплаты, ибо умел ладить с местной администрацией, умудрялся находить рекламу и подписчиков, удерживая журнал на плаву.