Малыш для Томы

Новорожденный ребёнок, оказывается, пахнет совершенно по-особому, непередаваемо и щемяще – топлёным молоком, каким-то тёплым мехом, напоёнными солнцем луговыми травами, свежим, горячим ржаным хлебом. Пахнет любовью, надеждами, покоем, полузабытым домашним уютом и будущим счастьем.

Кристина не столько вдыхала, сколько впитывала в себя эту волшебную ауру – глазами, кончиками пальцев, кожей, сердцем. Ей казалось, что все её чувства обострились – каждый оголённый нерв ныл новой, неизведанной сладкой болью, звенел и дрожал, не давая дышать. Что-то бежало по венам, взрывалось в голове, таяло и вновь возрождалось, рвалось изнутри, требовало выхода.

И невозможно, совершенно невозможно было выпустить малышку из рук – вечно бы так стоять, держать на весу, защищать, оберегать…

– Ты что здесь делаешь? – В палату вплыла возмущённая Морозова. Первым делом глянула на сумку – убедилась, что всё в порядке. – Отойти нельзя – тут же лезут!

Она подошла ближе, протянула руки, забрала дочку у Кристины – и сделала это как-то походя, равнодушным, бестрепетным жестом, не испытывая страха, что девочку могли обидеть в её отсутствие. Забрала – и тут же положила на столик. Рассталась с ней легко и буднично. А ведь нельзя, никак нельзя было разлучаться даже на минуту – разве она не понимает, не чувствует?..

– Она же совсем не нужна тебе! – прошептала Кристина.

Морозова облила её презрительным взглядом эффектно накрашенных глаз, скривила губы и процедила:

– Тебе твоя зато сильно нужна. Тоже мне! Иди, чего застыла!

Кристина молча повернулась и вышла из палаты. Притворила за собой дверь, прислонилась к холодной стене, закрыла глаза. В животе словно перекатилась щекочущая волна, и она машинально обхватила себя руками. То ясное и светлое, всепоглощающее и мощное, неведомое и странное, что вошло в неё там, в комнате, не отпускало, набирало силу, росло…

Теперь её ждал нелегкий путь, но Кристина знала, что он окажется ей по силам.

Магия вторника

– Даш, я тут подумал…в общем… нам надо развестись, – промямлил мой муж Олег, вернувшись утром домой из затяжной командировки. Версию про командировку он предложил, спешно отбывая в прошлую субботу со спортивной сумкой наперевес.

Слова о разводе я выслушала, согнувшись в три погибели в тесной прихожей и пытаясь стащить с ног зимние сапоги. С правым проблем не возникло, а на левом то и дело в самый неподходящий момент заедает молния. Сейчас был как раз такой случай, и я безуспешно дергала «язычок», силясь освободиться от оков. Олег покосился в мою сторону, сделал вид, что не замечает моих потуг, легко скинул свои модные ботинки из темно-коричневой кожи и проследовал в комнату.

Сегодня двадцать восьмое февраля, вторник. Этот день недели моя лучшая подруга Женька считает самым невезучим. Говорит, все несчастья приключаются с ней именно по вторникам. Хотя что у Женьки за несчастья? Смех один! Мобильник в метро «увели», с матерью в очередной раз поругалась, каблук на новых туфлях сломала.

Вот мне вторник и в самом деле подкинул проблему…. Впрочем, если честно, все началось задолго до этого злополучного дня. Может, в какой-то другой из вторников, которые случаются в нашей жизни с унылой периодичностью один к семи.

Я, наконец, справилась с упрямым сапогом, надела домашние тапочки и тоже направилась в комнату. Олег стоял возле окна спиной ко мне. Руки в карманах, спина напряжена – волнуется. Я уселась на диван и спросила:

– Ну, и что дальше?

– Как это – что дальше? – Муж отклеился от окна, нервным жестом взлохматил волосы и уселся в кресло напротив.

Командировка, по всей видимости, выдалась насыщенная, потому что Олег выглядел измотанным и невыспавшимся. Однако выразительные круги под покрасневшими глазами его не слишком портили: муж и в юности был очень привлекательным, а с годами прямо-таки расцвёл. Роста Олег не очень высокого, зато фигура отличная, ничего не скажешь. Одеваться умеет стильно, и лицо симпатичное: глаза большие, нос прямой, губы красиво изогнуты.

Только усики он зря отрастил: какие-то они реденькие, жёлтенькие, чахлые. Вот у моего папы были усы так усы! Как у Будённого. Когда он чмокал меня в щечку, усы кололись. Я морщилась, а папа хохотал. Собственно, это моё единственное воспоминание об отце. Они с мамой развелись, когда мне было три года. Отец ушёл к другой женщине, и больше ничто в нашей с мамой жизни о нём не напоминало, кроме алиментов. Меня ни разу не навестил, а своими шикарными усами, наверное, щекотал сына от новой жены. Лет восемь назад мама случайно столкнулась с отцом на улице, так и выяснилось, что у меня есть сводный брат по имени Вовка, на четыре года моложе.

Мы с Олегом сидели, смотрели друг на друга и молчали. Потом муж светским тоном осведомился:

– Лиза в садике?

– В садике. Я как раз оттуда.