Мама

И теперь охотно отдаст ребятам лопатку, не станет кричать, если кто-нибудь захочет прокатиться в его санках.. Но вот беда — с такой же непринужденностью он садится «не в свои сани» и может молча и хладнокровно взять лопатку из рук какого-нибудь оторопевшего малы­ша. За свою такую непринужденность он уже получил раз лопаткой по лбу.

И как внушить ему, что свое он должен отдавать, не жадничать, а другие ребята своим добром делиться не обязаны! Нет, мол, такого закона, каждая мама решает по своему усмотрению, каждая мать лепит характер своего ребенка по своему образу и подобию.

Потом будет (если будет) детский сад, потом школа, но характер в основном уже вылеплен. Учителям (им и книги в руки!) остается только перевоспитывать.

Учителя, вожатые — хорошие, конечно, учителя и во­жатые — перевоспитывают. А дома продолжают свое во­спитание папы и мамы. Очень часто это превосходные папы и мамы, или просто хорошие, или удовлетворитель­ные. Но бывают — и еще, к сожалению, нередко! — папы и мамы, которые воспитывать не умеют.

Домашняя политика ремня и пряника, причем неко­торые родители делают уклон в сторону ремня, другие — в сторону пряника.

Знакомая пожилая дама в беличьей шубке увидела Светлану еще издали, заулыбалась, подсела к ней:

— Гуляете? Какой сынишка стал! Герой! Да как бе­гает хорошо! Много, наверно, говорит?

Беличья шубка местами уже потерлась, порыжела — на ярком мартовском солнце особенно заметно. И мно­го, много седых волос из-под серой меховой шапочки.

— А как ваш сын? Ведь он в институт, кажется, по­ступал?

Лицо матери омрачилось.

— Не удалось поступить. Ездил в Москву с товари­щами, половина вернулась: конкурс большой.

— Что же он теперь, работает?

— Да, еще осенью стал работать.

— Где же?

— Да я все забываю... артель какая-то... «Пром... бом... мет... бром»... забыла название! — Она засмея­лась.— И, знаете, неплохо зарабатывает! Муж мне при­сылает деньги... Живем, конечно, не так, как прежде, но все-таки неплохо. Сын костюм новый недавно купил — дорогой костюм, на собственные заработанные деньги.— Ее лицо оживилось и даже помолодело.— Мне ко дню рождения подарок сделал!

Она завернула рукав и показала часы-браслетку.

— И, представляете, так деликатно... Я за несколько дней перед этим прибирала у него в комнате, гляжу — ящик стола неплотно прикрыт. Невольно как-то выдви­нула ящик, заглянула, а там эти часики лежат. А тут как раз сын вошел в комнату, он иногда днем дома бы­вает, у них работа такая: то в разъездах, то больше до­ма. Увидел, что я заметила часики, так, представляете себе, даже рассердился. Даже немножко пошумел на меня, я даже всплакнула, признаться. И что же вы ду­маете? В день рождения он мне преподносит часы...— У нее и теперь были слезы на глазах.— Хотел сюрприз мне сделать, а я нечаянно подсмотрела!

XXVI

Косте предложили две комнаты в другом конце го­рода, недалеко от места его службы.

— Как ты думаешь, Светлана? Комнаты чудесные, солнечные, квартира небольшая, соседи, кажется, очень приятные.

— Тебе, Костя, вставать можно будет не так рано!

— Да, конечно, мне-то очень удобно. Только вот... От школы Светланиной это, конечно, было очень да­леко. Но ведь есть и другие школы.

А уж для Димки безусловно будет гораздо лучше. Дом на окраине, сад около дома, летом никакой дачи не нужно.

Посмотрели. Понравилось. Переехали. Дом был двух­этажный, стоял в глубине двора, а сад — за домом. Нра­вы патриархальные, черный ход всегда нараспашку, парадную дверь, если кто забывал свой ключ, можно бы­ло открыть английской булавкой.

Все жильцы давно знали друг друга, звали по именам и на «ты».

Квартира все-таки оказалась довольно большая, и жильцов было много.

Первое время Константин путал имена соседей.

— Егор Иваныч? Это тот, который в халате котлеты жарит?

Когда жена Егора Ивановича работала в дневную смену, а он — вечером, ему приходилось самому стря­пать. Свои поварские обязанности он выполнял с увле­чением и даже с блеском. Иногда при этом надевал же­нин байковый халат.

С правильными чертами полнеющего лица и неболь­шой плешью, в длинном, до щиколоток, халате, Егор Иванович походил на древнего римлянина времен упадка.

Сразу понравилась Светлане Варвара Андреевна, ве­селая и приветливая.

Муж ее зарабатывал немного, и она, кроме домашних своих дел, брала на дом стирку и ходила помогать уби­раться.

— Почему вы на производство не идете? — спросила как-то Светлана.— Вы бы стахановкой были.

Она всегда любовалась, как легко, без усилия выпол­няла та самую тяжелую работу. Начнет мыть полы, два-три движения могучих ловких рук — и кухня уже вымы­та. Займется стиркой — тяжелое корыто в ее руках точно теряет свой вес. И кажется, не стирает она, а просто иг­раючи взбивает мыльную пену.

— Нет, на работу я сейчас не хочу идти. Нужно за Федюшкой приглядеть.

Федюшка — ее сын. Славный парень, утром, вечером обязательно скажет «здравствуйте» или «спокойной но­чи». Иногда говорит «здравствуйте», даже исчезая за узенькой дверью небольшого места общего пользования, и это звучит особенно трогательно.