Мама

— Разве ты не знаешь, мама, что по идее какого-то дамского угодника или, наоборот, женоненавистника тай­фунам дают женские имена? Пишут, например, так: «К берегам Юго-Восточной Азии приближается опустоши­тельный тайфун Анни, или Бетти, или Нелли...» Причем, кажется, дают имена разных народов, по очереди, чтобы никому не обидно... Так вот я и спрашиваю: почему ни один тайфун не был назван Тоней или Светланой?

Тоня вытерла слезы, улыбнулась, польщенная. Бабуш­ка, видимо, была рада, что разговор перешел на более спокойную тему — о тайфунах.

Два самых больших куска дыни отложили, спрятали в буфет: Борьке оставили.

Утром, перед уроками, раньше всех в школу при­шла — хотелось рассказать про Лешу Воронцова.

Кому рассказать? Как рассказать? Старшей вожатой? Директору? Начала с директора.

Обидится? Кто ее знает. Костя говорит: «Ты ушибле­на своей Ириной Петровной. Не все такие».

Да, не все. И даже очень мало таких. Но именно о них ушибаешься.

Нина Александровна утром за своим директорским столом была спокойно-приветливая и даже немного ве­личавая, как всегда.

Но запомнилась она уже другой, по-вчерашнему расстроенной, ближе поэтому была — человек всегда будет ближе, чем директор.

Сначала удивление, потом развеселилась даже.

— Перочинный ножик, вы говорите? Нет, стойте, по­годите рассказывать!

Подозвала вожатую, попросила срочно зайти клас­сную руководительницу.

— Вот послушайте, товарищи, как Светлане Алек­сандровне Леша Воронцов вчера яблоки нес!

Все рассказала — и про яблоки, и про мужской раз­говор. Кто-то постучал, вошел в кабинет. Нина Алек­сандровна приветливо улыбнулась:

— Простите, я сейчас освобожусь... Послушайте, это интересно.

Светлане даже оглянуться было некогда. Торопилась, тысячу слов в минуту — ведь до звонка оставалось со­всем мало минут... Даже успела про Димку, как он спро­сил: «Мама, для чего бандиты родятся?»

Когда кончила, взглянула испуганно на часы. Нина Александровна сказала, вставая:

— Спасибо вам. Вот и возьмемся за него все вме­сте.

Очень как-то тепло сказала. И было у них у всех в глазах что-то от Костиного одобрительного: «Жадная ты у меня!»

По лестнице на второй этаж к своему классу не взо­шла, а взлетела. Во-первых, уже звонок, а во-вторых — от счастья. Много ли человеку нужно для счастья?

Люблю школу! То есть уже и раньше любила, но толь­ко свой класс... А теперь вся школа стала моя, наша школа. Наш директор Нина Александровна — лучший из директоров. Наша старшая вожатая Тамара — никакая она не старшая, молоденькая совсем, большерукая, боль­шеногая!

И милая классная руководительница из пятого «Б», худенькая старушка в очках. Она тоже торопилась к своим и отстала, конечно, когда Светлана взлетела на второй этаж. Но успела помахать вслед рукой:

— Это очень хорошо, что вы перед уроками рассказа­ли!

Начался урок. Радовалась на своих первоклашек.

Особенно красивыми вышли буквы на доске. Ребята при­тихли, старательно списывали. Светлана ходила по ря­дам, привычно заглядывала в тетради.

И вдруг появилось странное ощущение — будто кто-то смотрит на нее сзади. Обернулась — нет никого, только маленькие первоклассники, поглощенные своим трудным делом. Но ощущение чужого взгляда осталось. Нужно вспомнить... Был чужой взгляд. Кто-то вошел в кабинет директора, когда рассказывала о Воронцове. Нина Алек­сандровна сделала приглашающий жест, и кто-то слу­шал, стоя в дверях. А потом ушел раньше, чем успела обернуться, вышел легкими, четкими шажками. Вспомни­ла, что показалась походка знакомой, и знакома была эта манера смотреть в спину.

Ладно, вернемся в класс.

Вела урок дальше, но, почти без мыслей даже, нара­стала уверенность. И когда ворвался в уши звонок, знала уже наверное, чей был взгляд и чья была походка. Все понятно, ничего странного: заведующий учебной частью хворал почти с первых дней; говорили, что ему не придет­ся работать...

В коридоре старшая вожатая сказала на ходу:

— А у нас новый завуч!

В учительской Нина Александровна любезно предста­вила:

— Вот, познакомьтесь, пожалуйста...

Ирина Петровна улыбнулась своей неизменной медо­вой улыбкой:

— А мы знакомы... Мы со Светланой Александровной целый год вместе работали.

Пожимая узенькую руку, Светлана поймала чуть за­метную тревогу во взгляде. Поняла, почему Ирина Пет­ровна ушла из школы, где работала много лет. Там — знали. Может быть, не все, но знали. А в этой школе, предположительно, не знает никто. Племянник — не сын, да и фамилии разные...

Взглядом Ирина Петровна предупреждала: «Я наде­юсь на вашу порядочность».

Взглядом ответила: «Можете надеяться».

Перемена короткая, опять звонок, нужно вернуться в класс.

По лестнице на второй этаж поднималась неторо­пливо.

Вот и кончилась спокойная жизнь в новой школе... Ни­чего, слишком розово-благополучно все представлялось... И ведь всегда любила врагов, хотя и не по-христиански... А ей тяжело было слушать, когда рассказывала про бан­дита...

Вошла в класс. Встали малыши. Сели, придерживая крышки парт (научились уже!), чтоб не стукнули. Урок начинается.

Через несколько дней зашел зачем-то в учительскую Леша Воронцов. Подозвала его: