Мама кукол

– Минуту, – остановила она Альфа, когда тот приблизился к лестнице.

Открыла коробку и, затаив дыхание, заглянула внутрь. Несколько побитых молью свитеров, пустой флакон от духов, пудреница, содержимое которой превратилось в пыль, расческа, несколько сборников сказок народов мира, пустой блокнот с ошметками вырванных листов. Поникшая Нина перебирала пыльные внутренности коробки. И это все, что от тебя осталось? Она подняла последний сложенный свитер и заметила хорошо знакомую коробочку. «Лейка». M4. Такая же, как у нее самой. Нина схватила фотоаппарат и повертела в руках.

– Мамин? – уточнила у Альфа.

Тот в ответ лишь фыркнул: «Ты меня спрашиваешь?»

Нина сняла крышку с объектива, проверила линзу на наличие царапин. Щелкнула курком затвора, посмотрела в видоискатель на пса. Палец замер на кнопке спуска. Она отстранила от лица фотоаппарат, и сердце забилось быстрее. Трясущимися пальцами ухватилась за рычаг обратной перемотки пленки и принялась крутить. Дождавшись щелчка, сняла нижнюю крышку, откинула панель задника и задохнулась от переполнивших эмоций:

– Тут пленка…

С «Лейкой» в одной руке, с пленкой в другой она побежала в сторону выхода. Кубарем скатилась по лестнице – одной, второй, третьей, – пока не оказалась в подвале. В проявочной комнате окинула взглядом стопку бумаги, весы, емкости для растворов, проявители, закрепители, увеличители. Руки зачесались в предвкушении любимой работы. Нина бросила взгляд на красную лампу, затем на драгоценную пленку в своей руке.

– Ну, приступим.

В отцовском кабинете зазвонил телефон. Раздражаясь, Нина дернула плечом – не до вас сейчас – и аккуратно поправила один из снимков. Она сидела по-турецки на полу в холле: не стала идти далеко, устроилась сразу же у выхода из подвала. Разложила на потертом паркете семнадцать свежих фотографий – в том порядке, в котором они шли на пленке. На одиннадцати первых была запечатлена беременная женщина, заснявшая саму себя в отражающих поверхностях: в зеркалах, витринах, стеклах машин. Лицо ее закрывала камера, но это без всяких сомнений была Аня Измайлова – эти длинные светлые волосы, этот подбородок с ямочкой, этот красивый изгиб губ Нина не спутала бы ни с чем на свете. На последних шести фотографиях рядом с Нининой мамой появилась женщина – кареглазая брюнетка. В отличие от подруги, уставшей и напряженной, незнакомка улыбалась и была явно довольна жизнью – глаза лукаво блестели, она по-свойски обнимала подругу за весьма округлившийся живот. Очевидно, что женщины на снимках были близкими подругами.

Нина взяла в руки фотографию, сделанную с самого близкого ракурса. Вгляделась в лицо брюнетки, с минуту рассматривала длинные волосы.

«Чернявая, прям как наша Кристинка, похожа на цыганку. Молодая, красивая даже, но бледная как… покойник. И платье серое в лохмотьях, подол грязный и весь… В розах. Да. Цветы дикой розы, высохшие и увядшие, нацеплялись на разорванный подол как репей. И в волосах… В волосах тоже розы…», – будто зашептала на ухо Эля.

У женщины на фото волосы длинные и темные, глаза черные. Симпатичная. Но на этом сходство с Элиной вампиршей заканчивалось. Незнакомка ухожена и опрятна, в волосах и на одежде ни следа высохших цветов. Платье алое. Да чего уж там – на одном из фото из-под подола, достававшего до щиколоток, видны ноги, обутые в светлые туфли. Она была кем угодно, только не Бруксой.

Нина вздрогнула и повернула голову на вновь заверещавший вдалеке телефон и вновь его проигнорировала. Уставилась на фотографию. Почему она прежде не слышала об этой женщине? Та, очевидно, была очень близка с мамой. Куда она делась после ее смерти? Почему потеряла связь с ее дочерями? Неужели ей безразлична их судьба? Или… Папа запретил ей общаться с Ниной и Элей? Это предположение казалось логичным, если вспомнить, как он реагировал на любое упоминание о первой жене. А ведь незнакомка с фото наверняка могла бы многое рассказать об Ане Измайловой. Возможно, даже пролить свет на ее ментальное здоровье и объяснить, почему та решилась на столь страшный поступок.

– Нужно будет няню Агату порасспрашивать, – Нина взглянула на наручные часы. Пора готовить ужин. Она аккуратно сложила снимки и вздрогнула от стука в дверь. Спрятала фотографии на подоконнике за портьерой – подальше от посторонних глаз – и открыла дверь. На пороге стоял дядя Яша.

– Здравствуй, Нин, я вам тут почту принес, – он протянул стопку писем и газет. – Юля сказала, ты приболела. Могу взять нашего хулигана на прогулку.

Пес мигом осознал, о ком речь, и проскользнул мимо Нины, пихнув ее на прощание задом.

– Альф, по-видимому, «за», – усмехнулась она и приняла из рук дяди Яши корреспонденцию.

– У тебя все хорошо? – придержал он дверь, рассматривая ее уставшее лицо. – Может, какая помощь нужна?