– Ну да, – кивнул дядя Яша. – Давно, еще во времена, когда дом отапливался углем и дровами, оборудовали этот склад, чтобы хранить отопительные материалы. А потом, когда появилось газовое отопление, склад стал не нужен, его и заперли. А виноград по стене я пустил, чтобы эта развалина вид не портила.
– Он заперт, – Нина вновь указала на ржавый замок. «Эля не смогла бы туда попасть», – чуть не проговорила она вслух, но вовремя прикусила язык.
– Заперт, – еще раз подтвердил дядя Яша.
– И из дома в него попасть невозможно.
– Невозможно.
Нина поглядела на люк и откинула челку со лба.
– Если склад под подвалом, значит спуск туда очень крутой, под прямым углом.
– Там лестница к стене припаяна, – терпеливо объяснил он. – Люк открывался, туда спускались мужики, сверху в люк ссыпался уголь, а те его внутри уже по складу расфасовывали.
– Не самая лучшая затея, да? – усмехнулась Нина. – Ведра, полные угля, вверх по вертикальной лестнице переть. Не проще было склад на земле построить? Подальше от дома.
Дядя Яша улыбнулся:
– Недооцениваешь ты, Нин, своих предков. Они снизу, от самого угольного склада, оборудовали лифт, малогрузовой, типа кухонного. Ведра с углем в кабину ставили и поднимали на нужный этаж. Чтобы грязь не таскать, – напомнил он.
– Лифт? – кровь в жилах Нины вновь замедлила ход. – Но… На этажах никаких проемов для лифта нет, я бы заметила.
– Сейчас нет, – вновь кивнул дядя Яша. – Их замуровали при первом же ремонте, чтобы вид не портили.
– А… – Нина вспомнила камин на чердаке. – В мансарду этот лифт тоже поднимался?
– Думаю, да. Там же комнаты прислуги находились, их ведь тоже отапливали.
– Вряд ли они стали бы замуровывать проем на чердаке, – почти шепотом проговорила Нина.
– Вряд ли, – согласился мужчина. – Зачем делать ремонт в нежилых помещениях? Нин, ты как? – заволновался он, заметив непривычную бледность девушки. – Тебе нехорошо? Может, присядешь?
– Все нормально, – она попятилась, развернулась и, пошатываясь, пошла в сторону арки.
На непослушных ногах доковыляла до кухни, взяла в выдвижном ящике фонарик и, не замечая громкого Ваниного сопения, которое выразительно намекало, что помощь с посудой была бы сейчас нелишней, двинулась вверх по лестнице. Дверь в кладовую отворилась все так же беззвучно. Нина включила фонарик и, словно марионетка, управляемая неопытным кукловодом, неловко зашагала на окутанный серыми сумерками чердак. Свет от фонарика заметался по стене. Она второй раз за день заглянула за ширму, за один комод, за второй. Ей казалось, что бешено колотящееся сердце вот-вот разорвет грудную клетку. Кресло. Одинокое старинное кресло на высоких гнутых ножках стояло наискосок от стены. Из-за необычной формы ножек было очевидно, что за ним никто спрятаться не мог, поэтому Нина не стала в прошлый раз заглядывать. А зря.
Она встала коленками на сиденье и заглянула в образовавшийся между спинкой кресла, стеной и дубовой тумбой треугольник. На стене чернел квадрат лифтового проема.
Нина с силой сжала губы, чтобы не закричать. Слезла с кресла и легко отодвинула в сторону, освобождая путь. Дверца лифта оказалась поднята вверх, кабины на этом уровне не было, отчего шахта зловеще наливалась темнотой, напоминая лаз в преисподнюю.
Набираясь храбрости, Нина посильнее сжала фонарик. Отступила. Замотала головой. Нет, нет, нет, не могу, не могу. Развернулась и бегом бросилась вниз, в кабинет, где после ужина работал отец.
Виктор Измайлов оторвал взгляд от разложенных на столе бумаг и взглянул на ворвавшуюся в комнату дочь.
– Что случилось? – проговорил он осипшим от дурного предчувствия голосом.
Нина топталась на месте, в панике хватала себя за волосы и глядела на отца полными слез глазами.
– Нина, что случилось? – Он привстал из-за стола и с силой сжал руками столешницу, понимая, что от услышанного земля уйдет из-под ног.
– Кажется, я нашла Эльку, – жалобно прошептала Нина и, завыв раненым зверем, осела на пол.