После приезда на Чёрный Яр (я даже не знаю, маму уже определили на работу в лес, или ещё нет, скорее, что да) Роберт ходил на сборку овощей: свеклы, моркови (картошку, вероятно, уже собрали). Присмотревшись, узнав хорошо дорогу, он велел Жене прийти после обеда к полю, только не искать его, а подождать, пока он сам подойдёт. Во время работы Роберт, юный "добытчик", набрал и припрятал овощей. Он пришёл за Женей, и они вместе пришли к его "схованке". Роберт стал доставать припрятанные под ботвой овощи. Женя не знала о плане брата, никакой сумки или мешка с собой она не взяла: "Как я это понесу?" Роберт тут же нашёл метод. На Жене были шаровары, нет, не широкие украинские шаровары, штаны казаков, а брюки военных и послевоенных лет, даже вначале 60-ых годах молодёжь ходила в таких. Резинка на поясе, резинки внизу штанин, шили их длинными и низ на резинках поднимали вверх, с ростом ребёнка низ опускался. Такие шаровары легко можно было пошить самим. Прохладная осень, на ногах у Жени были чулки и шаровары. Роберт насовал овощей в шаровары и побежал работать, пока его не кинулись искать. Поле было далеко от посёлка, дорога домой шла через лес. Женя ещё не освоилась на новом месте, в лесу она пошла не в ту сторону, заблудилась. Она долго блуждала по лесу в поисках дороги, все овощи из шаровар растеряла. Домой пришла поздно, из всех припасов ей досталась пара морковок, съеденных сразу в поле.
Отступление в скобках.
Вначале рассказов я привёл притчу деда Никиты о воровстве, о "пользе" краденного. Жизнь - сложная штука, можно ли считать воровством, когда голодающий крадёт еду, кусок хлеба? Сейчас (21 век) даже некоторые юристы не считают это воровством. Подростки военного времени даже не задумывались об этом вопросе. Иначе они бы просто не выжили. Да, мне повезло родиться и вырасти в более благополучное время. Я узнал об этом эпизоде уже в наше время (после смерти Роберта), если бы я знал это, возможно, относился к нему по-другому. Вот только есть особенности, если человек однажды украл (взял, съел без спроса), в следующий раз, не такой безвыходный, как первый, он может и не задуматься о своём шаге. Преступив черту однажды, легко можно переступить ещё раз, и ещё.
Мама в своих рассказах не единожды называла Роберта по имени Рубин, то есть это не было случайной оговоркой. Я даже решил, что у брата было второе "внутрисемейное" имя. Оказалось проще. Первое имя у него действительно было "Рубин", из библии по маминым слова. Свидетельство о рождении (метрика) Роберта сгорело при пожаре школы во время боёв. Немецкие оккупационные власти оформили новое (они могли это сделать и без пожара в школе), имя "Рубин" им показалось не слишком немецким, возможно, оно звучало, как еврейское, и они записали его Робертом. И, оказалось, что Роберт был членом Гитлер-Югенд, просто это в советское время скрывали, да и чем хвастать-то? Возможно, Роберт был единственным членом Гитлер-Югенд, который стал коммунистом в СССР. Об этом я тоже узнал после смерти и мамы и Роберта.
Иногда, по одному случайно брошенному (произнесённому) слову складывается целая картина, проясняется какая-то ситуация. Как-то раз сёстры (или одна) спросили маму, почему Женя такая болезненная. На что мама ответила: "Потому, что зачата была на арестантской койке". Мама рассказывала, как они жили в Копачёво, снимали угол, иногда комнату, у людей. Я так понял, что папа (да и не только папа, а многие ссыльные) жили в посёлке. Или папе дали статус, что он жил в посёлке. В советской жаргонной терминологии было выражение "на химии": это когда заключённому за примерное поведение разрешают ночевать за пределами лагеря в близлежащем гражданском поселении до окончания срока, на работы он должен был приходить сам. Я понял, что на таких правах был и папа. Но по этой маминой фразе получается, что вначале этого статуса у папы не было. И мама вместе с Робертом приехала и, по крайней мере, первое время жила прямо в лагерном бараке: никаких гостиниц при тюрьмах, при лагерях тогда не было, а снять угол в посёлке просто напросто не было денег. Вопрос, как долго мама была на таком положении. И только позже папе разрешили жить в посёлке. Просто иногда диву даёшься, что довелось пережить моим родителям. Да всему их поколению в целом.
В 46 году Лена после одного года в детском садике пошла в первый класс. Надо сказать, что они, дети из немецких семей, четыре года прожили в немецком окружении. Если быть точным, то даже больше, ведь в Качкаровке на Херсонщине было больше немцев, чем украинцев, Роберт до войны толком не знал украинского или русского языка, что уж говорить о младших. Детей было много: сделали два класса - русский и немецкий. На перемене, чтобы первоклашки не бегали, учительница русского класса образовала из детей кружок, и они стали водить хоровод и петь песни. Немецкие дети сами образовали хоровод, но русских песен они не знали и запели песню, которую они разучили ещё в немецком детском саду: