Манас великодушный

— Манас предпочел нам пришлого китайца, может быть притворяющегося нашим другом, может быть подосланного Конурбаем!

И так как сильна была еще ненависть киргизов к алчному сорокаханному дому Чингиза, то нередко богатыри во время охоты, или игр, или пира, будучи во хмелю, обзывали Алмамбета и веропоганым, и собакоедом, и другими словами. А Алмамбет, затаив горечь в душе, думал:

«Вот он, жребий странника! В Китае бранили меня, называя Проколотым Ухом и киргизом, здесь бранят меня, называя веропоганым, китайцем-собакоедом! Лучше бы я погиб в схватке с Конурбаем или в блужданиях по вселенной, чем выслушивать оскорбления от людей, милых моему сердцу!»

Никто не знал этих дум Алмамбета, даже названый его брат Манас, даже друзья его Урбю и Кокчо, даже мудрейшие из мудрых Кошой и Бакай. Алмамбет глубоко затаил в душе свою горечь. Но того, что скрывал он от всех, не скрыл он от Каныкей, ибо она была умна и прозорлива.

Однажды Каныкей призвала Алмамбета к себе и сказала ему:

— Кокчо, муж моей подруги Акыдай, обвинил вас, мой богатырь, в том, что вы говорили обо мне дурное. Потом он признался в своей ошибке. В самой ли деле он ошибся, мой Алмамбет?

Услышав эти слова, Алмамбет почувствовал, как в его душе горечь переливается через край. Он сказал, и слово его было неосторожным:

— Даже вы, госпожа моя, присоединяетесь к тем, кто готов оскорбить бедного странника!

Тут умница Каныкей заставила Алмамбета открыть ей горечь своей души. Она спросила:

— Кто же оскорбляет вас?

— Многие воины, видимо, не верят в истину моего рассказа, — сказал Алмамбет. — Может быть, и вы не верите, госпожа моя?

Умница Каныкей взглянула на него, как сестра, и сказала:

— Я верю в истину вашего рассказа, но кажется мне, что не всю истину вы рассказали. Не понимаю я, почему вы сразу не пришли к Манасу, единоплеменнику Маджика, а три года странствовали одинокий по земле, почему, придя наконец к Манасу, не просите вы его пойти походом на войско Конурбая, вашего обидчика!

И опять вырвалось из уст Алмамбета неосторожное слово. Он воскликнул:

— Я поступил так из-за предсказания «Книги Смен».

— Какое это предсказание? — спросила Каныкей.

И так искусно повела она всю беседу, что вынужден был Алмамбет признаться:

— Я скрыл от киргизов предсказание древней китайской книги. Во всей сорокаханной державе один только я прочел его до конца. Вот слова, врезавшиеся в мою память: «Родится среди киргизов великий богатырь Манас. Превзойдет он всех живущих на земле силой, мудростью и величием души. Освободит он свой народ от власти ханов из дома Чингиза и соберет киргизов под своим крылом. Назовут его киргизы Великодушным. Войдет он во главе могучего войска в пределы Китая и шесть месяцев будет владеть Железной Столицей. Богатырь из дома Чингиза, по имени Конурбай, с помощью коварства смертельно ранит Манаса. Но пройдет много весен, и по стопам своего отца Манаса пойдет сын Семетей, и соберет он свой народ воедино и поведет его в поход, и светлая правда восторжествует».

Вещие слова звонко падали с уст Алмамбета, падали прямо в душу Каныкей, и каждое из этих слов обращалось в ее душе в пламя. Сумрачная тайна грядущего открылась ей, и этот сумрак не озарился светлым прорицанием о том, что родит она Манасу сына. Каныкей поняла, почему скрыл Алмамбет от киргизов предсказание древней книги, почему не призывает он Манаса к походу на Железную Столицу. Там, в проклятом городе хана ханов, ждет ее мужа смерть!

И Каныкей сказала Алмамбету:

— Мой богатырь, оказывается, есть на земле человек, равный Манасу величием души. Это вы, Алмамбет! Дайте же мне слово, что вы стерпите все неправые обиды, перенесете все оскорбления, а никогда не откроете Манасу предсказания «Книги Смен». Ради того, чтобы уничтожить поработителей, ради того, чтобы хотя бы шесть месяцев сидеть в той столице, что тянула десять жил из его народа, пойдет Манас в поход и отдаст, не задумываясь, великую свою жизнь!

Алмамбет, возложив руку на голову, а потом приложив ее к сердцу, сказал:

— Даю вам слово, госпожа моя, слово странника.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Ссора ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я обидел тебя при всех?

Богатырь, прости мне мой грех.
Видишь — я пред тобой стою,
Сделай жертвой душу мою!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Среди богатырей Манаса было немало певцов, чьи слова рождались горячими, а пение бесподобным. Однако лучшим из певцов киргизы почитали Ирчи, того самого, который на поминках по Кокетею об одном лишь украшении на дверях юрты пел до заката дня и вышел победителем в состязании. Вот этот Ирчи, восхищенный обликом Алмамбета, пораженный удивительной повестью его жизни, сложил о нем песню, правдивую и звонкую, и кончалась песня такими словами:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀